Эрнст Суттнер - Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства

Сделаем одновременно экскурс в распространенное с 1773 г. употребление слова «греческий». Своим декретом от 28.6.1773 г. Мария Терезия предписывала, чтобы для униатских епархий, то есть придерживающихся византийской традиции, в Королевстве Венгрия, для их клириков и верующих употреблялось название «греко-католические»; Декрет от 28.7.1774 г. сделал это предписание обязательным и для Галиции. [142] В этих епархиях тогда лишь небольшая часть клира была в состоянии читать Новый Завет в греческом оригинале; знание греческого едва ли было там распространено. Но униаты по воле Марии Терезии, как и латиняне, должны были называться католиками, что показывало желание Австрии обеспечить равноправие обеих форм католического бытия; а греками им следовало называться для того, чтобы выразить, что они составляют ныне единство со своим разговорным и литургическим языком. Общее имя указывало на общее церковно-культурное наследие, потому что эту общность считали более значимой, чем различие родных языков. Как и у латинян, для которых в это же время стали употреблять название «римо-католики», этим тоже было обозначено первенствующее положение церковно-культурной общности, и лишь второе место отведено языковым различиям. Сегодня преобладает мнение, что обстоятельство, когда говорящие на одном языке разделены по религии, не раскалывает нации. Когда-то были, напротив, убеждены, что высокая ценность религиозной общности соединяет людей, преодолевая различия родных языков.

Те «греческие» церкви, которые располагались в пограничных между Западной и Восточной Европой областях, уже в XVI и еще больше в XVII в. подверглись мощному натиску Реформации. Еще жёстче, чем Лютер и лютеране, выступили против обычных церковных традиций Кальвин и реформаты. Они направили свою критику не только против западноевропейской церкви, но, с миссионерской страстью, и против восточной церкви. [143] Всё без исключения, против чего они протестовали в существовавшей церковной жизни, касалось не только западной традиционной церкви, подвергшейся нападкам в первую очередь, но в той же мере и восточной.

Так для христиан восточной и западной традиций стала очевидной необходимость оборонительного взаимодействия. Тем более, что на это ориентировались вновь образованные монашеские ордена, особенно иезуиты, прекрасно понимая требования времени и проявляя ревность, соответствующую современным обстоятельствам, стремясь к окормлению верующих, к влиянию в школе и в книгопечатании, тем самым, желая сдержать Реформацию и надёжно обеспечить дальнейшее существование латинской церкви. На первых порах своей деятельности они старались добиться успеха путём убеждения, а не использовали средства властного давления, как более поздние контрреформаторы.

Напротив, церкви византийской традиции в Польско-Литовском государстве, Верхней Венгрии, Трансильвании и Молдавии, на которые был направлен первый натиск Реформации, из-за нехватки школ и возможностей образования не были способны сразу самостоятельно ответить на этот вызов. В этой ситуации многим из их клириков и дворян казалось целесообразным вступить в контакт с латинянами и вместе с ними заботиться о дальнейшем сохранении и развитии церковных традиций. Вскоре начались переговоры об унии в Молдавии, Польско-Литовском государстве и в Верхней Венгрии (немного позже и — в немного отличающихся исторических условиях — в Трансильвании), и некоторые характерные штрихи в ходе этих переговоров остаются непонятными, если упустить из виду, что инициативу проявили церкви восточной традиции, так как их лидеры искали помощи для защиты против натиска Реформации.

При этом, когда Молдавская митрополия, Киевская митрополия Польши-Литвы, верхневенгерская епархия Мукачёво и позже румынская епархия Трансильвании вели с латинянами переговоры об унии, чтобы совместно отстаивать своё церковное наследие перед лицом Реформации, они действовали автономно. Много раз в XIX и XX вв. их упрекали в том, что они своими «сепаратными действиями» обнаруживали недостаточную солидарность с другими восточными церквами [144] .

Но изучение источников той эпохи показывает, что в этих церквах вовсе не думали, что за этим должно следовать принятие важных богословских решений. Более того, восточные епископы, которые стремились к единству с Римом, хотели принять в своих поместных церквах те соборные решения, которые по образцу вселенских соборов I тысячелетия были разработаны на Ферраро-Флорентийском соборе, общем для греков и латинян. Инстанцией, которая в эпоху древней Церкви заботилась о проведении в жизнь общих соборных решений, был христианский император Константинополя, но его больше не существовало. Все понимали, что механизм принятия решений должен быть иным. Епископы были заняты поисками этих новых возможностей.

Поскольку из-за атак реформаторов названные церкви находились в бедственном положении, они вынуждены были искать такой образ действий, который сделал бы воссоединение возможно более скорым, потому что епископы этих церквей считали, что западноевропейская традиционная церковь предоставит настоятельно необходимую помощь, как только совместно разработанные церквами постановления Ферраро-Флорентийского собора будут восприняты. В убеждении, что и другие византийские церкви охотно предпримут новую рецепцию, когда они будут к этому готовы [145] , стремившиеся к унии хотели сделать это тотчас там, где для этого обладали необходимой свободой действий, и тем самым незамедлительно противостоять бедственному положению.

Чтобы суметь составить правильную картину событий, следует принять во внимание, что епископы после утраты традиционного единого церковного центра византийской традиции стремились к целям, согласно нынешнему церковному праву, несовместимым, но по тогдашним представлениям вполне сочетающимся. Они хотели воспринять решения Ферраро-Флорентийского собора и прийти к единству с западноевропейской церковью-сестрой, не утратив общения с другими церквами византийской традиции. Кто считает уместным в этом вопросе придерживаться сегодняшнего церковного права, которое общение с обеими сторонами исключает, тот обычно считает тогдашние представления иллюзорными. Но есть и сегодня солидарные с тогдашними восточными епископами во мнении, что буква церковного права убивает, запрещая общение между церквами-сёстрами, несущими одну и ту же христианскую миссию. Мы далеки от того, чтобы выяснять здесь это разногласие и исследовать аргументы и контраргументы в пользу той или иной позиции. Но важно не впасть в ошибку, приписывая тогдашним «греческим» епископам намерения, которых они не имели, и потому следует осознавать разницу между тогдашними и нынешними представлениями. Было бы неверно думать, что те иерархи хотели, ища единства с Западом, обособиться от своих прежних церквей-сестёр.