Эрнст Суттнер - Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства

В русинской церкви Речи Посполитой возникла в последние десятилетия XVI в. такая же большая необходимость реформы, как в латинской церкви накануне Тридентского собора [160] . Те, кто стремился занять епископскую кафедру, интересовались только ее доходами и порой не выполняли пастырских обязанностей, в некоторых случаях кандидаты даже не участвовали в хиротонии и не являлись на соборы. Когда Константинопольский патриарх Иеремия II на пути в Москву, где он посвятил Московского митрополита в патриархи, остановившись в Польше, сделал попытку провести реформы, епископы не высказали энтузиазма по поводу его мероприятий, потому что он дал братствам, жившим активной жизнью, ставропигиальные права, то есть вывел их из-под юрисдикции епископов и подчинил непосредственно Константинополю. Сверх того он дал одному епископу полномочия своего экзарха, сделал его своего рода смотрителем от Константинополя, чтобы тот наряду с митрополитом осуществлял контроль, и через него намеревался оказывать влияние на страну.

С 1590 г., вскоре после возвращения патриарха в Османскую империю, епископы Киевской митрополии возобновили регулярные соборные совещания. Они стремились защититься от кальвинистов, а также найти противовес братствам с их интенсивными связями с Константинополем, и потому большинство епископов высказались на встрече в декабре 1594 г. за унию с латинянами. Вначале епископат держал свои соображения втайне от тех дворян, которые сохраняли верность церкви своих отцов и в то же время поддерживали братства, среди которых было много влиятельных личностей, также считавших желательной унию с латинянами. Как излагали епископы в одном совместном документе, они не одобряют раздоры с западными христианами, «с которыми мы, хотя веруем в одного и того же Бога и суть чада одной и той же святой вселенской Церкви, разделены и потому не можем оказать друг другу помощь и поддержку». [161] Как следует дальше из этого совместного документа, епископы считали унию с латинской церковью уместной уже потому, что греческая делегация на соборе во Флоренции констатировала, что между латинской и греческой церквами в вере нет противоречий. Далее содержание их послания не допускает сомнения в том, что они стремятся к унии еще и потому, что её явно желают и греки, которые не могут этого реализовать из-за турок. [162] Собравшиеся иерархи заявили, что, поскольку их митрополия может пользоваться свободой, они обязаны безотлагательно сделать то, что, по их мнению, лучше всего послужит восточной церкви.

Казалось, было положено начало пастырскому взаимодействию обеих традиционных церквей в Речи Посполитой. Оно должно было служить трем целям. Во-первых, должно было положить конец расколу и показать послушание заповеди Христа сохранять единство. Во-вторых, необходимо было прийти к пастырскому взаимодействию обеих церквей в борьбе с модернистскими течениями времени, что облегчало бы сотрудничество при обеспечении церковных традиций. В-третьих, это должно было создать в государстве равноправие для христиан латинской и византийской традиций. Чтобы понять мысли и действия расположенных к унии иерархов и тех дворян, которые не стали кальвинистами, нужно оценить значение каждого из этих стремлений. Руководящие круги Киевской митрополии и, возможно, польский король и наверняка часть его советников надеялись, сверх того, что благодаря унии между митрополией и церковью короля автономия митрополии, ее общая восточная традиция и общение в таинствах с церквами — сёстрами восточной традиции по ту сторону границ Польши будет сохранена. [163]

Теперь рассмотрим отдельные шаги, предпринятые в отношении унии. Чтобы начать переговоры об унии, два епископа разработали документ из 33 пунктов, содержавших условия унии, которые гарантировали сохранение традиций и самостоятельности Киевской церкви и должны были привести к равноправию латинян и русин. Со ссылкой на это в июне 1595 г. синод митрополии голосовал единогласно за обращение просьбы об общности в таинствах к папе Римскому [164] и поручил двум делегатам доставить в Рим эту просьбу и документ с 33 пунктами. В основу этой просьбы и документа было положено такое понимание унии, которое было представлено на Флорентийском соборе: понимание, которое не допускало никаких сомнений в равнозначности латинской и греческой церквей, признавало их обе правоверными, их традиции считало достойными уважения и законными.

Но, как уже говорилось, после Тридентского собора появилась другая концепция унии. Иезуиты в Польше и их ведущий богослов Петр Скарга, чем дольше, тем отчетливее защищали ту точку зрения, что истинная потребность спасения для христиан состоит в попечительстве верховного пастыря в Риме, преемника апостола Петра. Эта посттридентская концепция, которая уже при Сиксте V проявилась в ответном послании Рима Молдавской церкви и теперь была принесена иезуитами в Польшу, проникла там и в русинские круги. Масштабы и темпы ее распространения в Польше на рубеже XVI и XVII вв. еще требуют изучения. И если в то время эта экклезиология распространилась далеко не среди всех латинян и лишь среди меньшинства русин, то позже она стала характерной для всей латинской церкви. В главе о влиянии новой экклезиологии на поиски зримого единства об этом будет идти речь подробно.

В Риме делегаты Киевского собора столкнулись с такой концепцией унии, которая выдвинула на первый план проблемы юрисдикции и вообще очень сильно отличалась от концепции отечественных соборных обсуждений. Для киевлян было важно, что самостоятельные церкви, до сих пор жившие в расколе, преодолеют их взаимные отношения и возобновят общение в таинствах. В Риме дух тридентской реформы подсказывал другое понимание унии, которое заключалось в том, чтобы заполучить целиком и полностью в подчинение Рима русинские епархии и вместе с другими католическими епархиями включить в процесс обновления, начатый Тридентским собором и совершающийся под руководством римского первоиерарха. Римляне считали, что для единства слишком мало возобновления общения в таинствах, они полагали, что нужно поставить приходящие епархии под непосредственное пастырское руководство Рима. К тому же в Риме при Клименте VIII (как при Пие IV, Пие V и Сиксте V, но иначе, чем при Бенедикте XIII) своеобразие церкви, не находившейся под пастырским руководством папы, считалось подозрительным, если не вовсе еретическим и, во всяком случае, нуждающимся в предписанной Римом неотложной корректировке. Для соответствующего институционального включения людей Востока в Римскую церковь и для инструкции по направлению заблуждений и ересей в церковной жизни в Риме в ту пору пользовались концепцией, разработанной на обсуждениях относительно итало-греков. В булле об унии «Magnus Dominus», в которой папа Климент VIII санкционировал унию славян с Римом, торжествует концепция, которая не только не имела ничего общего с 33 пунктами, разработанными киевскими епископами, но излагала иную, римскую, точку зрения на события, которые привели к унии.