Эрнст Суттнер - Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства

В Риме не были готовы идти к примирению таким путем. Некогда византийские императоры после победоносного наступления их войска не допускали никаких новых богословских обсуждений того, что было решено на соборах и закреплено властью императора, а теперь Римская курия отвергала новое осмысление того, что Климент VIII утвердил в папской булле. При заключении Брестской унии латиняне настаивали на обязательном и буквальном принятии примата папы, который противоречил восточным традициям, и осуждали восточную традицию, и были глухи к последующим предложениям о пересмотре концепции унии, в результате чего две церкви находятся в отношении друг к другу в расколе со времени рубежа XVI и XVII вв.

Униатская церковь всегда была наиболее слабой из них. Благосклонность, оказанную ей вначале властителем, она вскоре утратила. Латинская церковь польского королевства не готова была видеть в ней равную себе. И в Риме её с самого начала не признавали самостоятельной церковью, слишком часто и все охотнее находили поддержку те тенденции, которые способствовали распространению латинского влияния в славянской духовной, литургической, богословской и канонической традиции. Та часть церкви, которая отвергла унию на условиях буллы «Magnus Dominus», довольно быстро укрепилась. После того как под руководством Петра Могилы она добилась публично-правового статуса, ее иерархи получили места и право голоса в сенате в отличие от униатской иерархии, стремление которой к такому правовому положению не было осуществлено по настоянию латинских епископов Польши.

Брестская уния не удалась потому, что в Риме в качестве предварительного условия для уний настаивали на таком объеме юрисдикции, какой не был известен в Киеве. Могло ли случиться так, что уния восточных церквей с латинской церковью обязательно привела бы к краху претензии Рима на высшую юрисдикцию?

В ранней экклезиологии был хорошо разработан порядок взаимоотношений восточных церквей-сестёр с церковью, возглавляемой первым епископом христианского мира. По древнему порядку «пентархии» (пяти древних патриархатов), все местные церкви имели взаимоотношения между собой и римским епископом как первым среди равных. Унии должны были стать важнейшим шагом к восстановлению этих взаимосвязей. Но для этого вовсе не был нужен тот правовой порядок, который был декретирован буллой «Magnus Dominus». Содержащиеся в ней предписания возникли именно потому, что латиняне XVI в. больше не осознавали того, что отношения восточных церквей-сестёр с римским епископом должны быть совсем другого рода, нежели отношения латинских епархий. В Риме уже не осознавали, что римский епископ не может ожидать от восточных церквей-сестёр такой субординации, которой он законно требовал от западных церквей как патриарх Запада.

Согласно древней традиции, римский епископ является патриархом Западной Европы. О распределении церквей по патриархатам хорошо помнили ещё во время Флорентийского собора, потому что на нем лично присутствовал патриарх из Константинополя, а другие восточные патриархии были представлены своими делегатами. В соответствии с декретом «Laetentur coeli», в котором отчётливо обозначены патриархаты, латинская церковь, само собой разумеется, оставалась патриархатом римского епископа, и он продолжал и дальше нести за нее патриаршью ответственность. Но за пределами латинского патриархата римский епископ, по декрету «Laetentur coeli», должен был исполнять лишь те общецерковные функции, которые подобали ему согласно «постановлениям вселенских соборов и священным канонам» как первому среди епископов (и, естественно, среди патриархов).

Время между Флорентийским и Тридентским соборами – эпоха колониальной экспансии европейских государств. [174] С европейской колониальной экспансией было связано распространение латинского христианства во вновь открытых странах, и латинская церковь распространилась по всему миру. Она простирается с этого времени на столь же большом пространстве, как некогда вселенская Церковь, достигая всех уголков земли. Это изменяет в корне позднеантичное деление вселенской Церкви на пять патриархатов. Во-первых, в старой системе не нашлось соответствующего места для Нового Света; во-вторых, латиняне, на основании нового расширения их церкви, распространившейся в Новом Свете, очень быстро забыли разницу между Римским патриархатом и общей Церковью. [175]

В это время уже забыли, хотя помнили еще во времена Флорентийского собора, что следует различать патриаршие и папские прерогативы Римского престола. С определенного момента никто уже не мыслил о том, что римский епископ что-то делает для определённых епархий как их патриарх. Стали считать, что если местная церковь предпринимает что-либо, то не сама, но с помощью Рима; и уже не думавшим о патриаршей функции Римского епископа казалось, что все осуществляется с папской помощью. Нет сомнения в том, что все, что предпринималось римским епископом в качестве папских деяний, повсюду в общей церкви должно было исполняться. Но многие латиняне ошибочно отождествляли патриаршие действия римских епископов с их папскими задачами. Они ошибочно полагали, что римский епископ должен повсюду осуществлять эти (патриаршие) задачи, руководя всеми. [176]

Когда в 1595 г. с восточными христианами Польско-Литовского государства была заключена уния и должен был быть установлен порядок взаимных отношений с римским епископом, латиняне не видели разницы между папской и патриаршей юрисдикцией. Латиняне не заметили или не хотели замечать, что восточные христиане только тогда могли бы сохранить верность древнецерковной традиции, если при заключении унии они вступили бы в другие отношения с Римским престолом, чем те, в которых находились с ним западные епархии. Они упустили из виду, что существовала огромная разница между тем, что считали правильным они, и тем, что полагали восточные епископы, в частности клир Киевской митрополии. На Востоке считали обе церкви равноправными и потому стремились к общению в таинствах между Римом и Киевом, но не к отношениям зависимости.

По экуменическим соображениям было бы ценно для католиков вновь узнать разницу между папскими и патриаршими прерогативами римского епископа. Потому что и сегодня экуменический диалог с некатоликами должен вестись только относительно папских, но не патриарших прав Рима. Мы сумеем лучше всего различить обе сферы, если из деятельности, которую ныне осуществляет Рим для католиков, выделим все, что автономно регулировали, согласно древней традиции, первоиерархи патриархатов. Что останется после этого, то и будет реальной папской деятельностью.