Эрнст Суттнер - Христианство Востока и Запада: в поисках зримого проявления единства

После беспокойного периода войны и революции в Трансильвании в 1613 г. пришел к власти Габор Бетлен, которому суждено было править долгие годы. Хотя османское владычество над княжеством еще существовало, но к этому времени оно уже очень мало ощущалось; началось время созидания, имевшего целью построение крепкого государства с реформатской церковью в качестве господствующей. [177] Князь хотел включить в реформатскую церковь страны румынских и славянских христиан «греческой веры», чья религия не была защищена трансильванским законодательством. Из послания патриарха Константинопольского Кирилла Лукариса мы узнаём, что князь намеревался включить епархию Трансильвании в реформатскую церковь по образцу Брестской унии, при этом он, видимо, понимал унию как раз в духе буллы «Magnus Dominus». К сожалению, мы не имеем никакого документа, где это подтверждает сам князь, но у нас есть ответное послание патриарха Кирилла Лукариса к нему [178] , из которого явствует, что Бетлен обращался к патриарху, будучи уверен в его симпатии к реформатам, и потому князь посвящал его в свои секретные планы и просил о помощи или, по крайней мере, пытался склонить его к благожелательной позиции.

В своём послании к Кириллу Лукарису Бетлен описал тяжкое положение румынских священников, которые, как и их прихожане, жили в крепостной зависимости, и многие были недостаточно грамотны, чтобы понимать Евангелие и разъяснять его верующим. В ответном письме патриарх соглашается с князем, что реформа необходима. Но те реформы, которые предлагает князь, патриарх отвергает. Он их не понимает, объясняет патриарх, а в случае, если бы он их понял, само положение обязывало бы его не слышать их и отказаться от них. Данная переписка не оставляет никаких сомнений в том, что князь вдохновлялся примером Брестской унии. Бетлен столкнулся также с открытым сопротивлением румынского епископа Геннадия из Альба Юлии и обращался с просьбой к патриарху склонить его к принятию планов унии или, по меньшей мере, не препятствовать ему в этом, потому что епископ Геннадий подчинялся как высшей инстанции Константинопольскому патриарху. Дело в том, что трансильванский князь Стефан Баторий, который, будучи противником Реформации, поддерживал не только латинскую, но и греческую традиционную церковь именно с целью защиты румын, к тому времени подвергшихся сильному давлению реформаторов, оформил для них юридически в 1571 г. в столице Альба Юлия епархию, которая вскоре после этого была подчинена Валашской митрополии Константинопольского патриархата. В своём ответе патриарх охотно допускает, что лишь один патриарший намек или обращение к Геннадию могли послужить поводом к отказу от сопротивления, но не подаёт никакой надежды, что хочет проявить активность в этом отношении. [179]

По-видимому, Бетлен уверял патриарха, что не следует бояться противодействия турок его планам. Патриарх подтвердил, что князь верно оценил соответствующую позицию турок [180] , но он сомневается, что согласие турок будет достаточным мотивом для румын, чтобы присоединиться к церкви князя. Он предвидел, что другие конфессии не будут безучастно следить за развитием событий и что религиозный мир в стране подвергается опасности; кроме того, он предсказывал, что намерение князя может вызвать солидарность румын по ту сторону границы с румынскими верующими Трансильвании, так что их сопротивление найдет активную поддержку [181] . Но, прежде всего патриарх не считает план князя удачным потому, что разница в вероучении с реформатской церковью слишком велика. Патриарх облек это в слова, которые должны разочаровать всех, кто надеялся найти у Кирилла Лукариса подтверждение богословских склонностей к реформаторам и опубликованному в этом же году в Женеве исповеданию. [182]

Замысел Бетлена не удался. Патриарх Кирилл Лукарис не хотел оставить без поддержки сопротивление трансильванского епископата, а Бетлен неожиданно умер 15 ноября 1629 г., вскоре после этой переписки.

Дьёрдь Ракоци, который правил в последующие годы и проводил ещё более решительную, чем Бетлен, религиозную политику, не пал духом от провалившихся планов своего предшественника. Он пытался привести своих подданных «греческой веры» в кальвинизм путем государственного принуждения, и его преемники продолжали эту политику. Среди мероприятий, которые они провели, были ограничения на исполнение служебных обязанностей трансильванским румынским епископом, открытие кальвинистских школ для подготовки румынского клира и публикация книг, чтение которых вменялось в обязанность восточным христианам княжества.

Ограничения для епископов преследовали цель постепенной кальвинизации церковных общин. Князь в законодательных документах не излагал никаких вероучительных различий, но предписывал радикальные изменения в обрядах относительно тех богослужебных обычаев, которые не принимались богословием реформатской церкви, но соответствовали уровню образования населения и характерным чертам благочестия верующих византийской традиции. Постепенное изменение религиозных убеждений должно было быть проведено через изменение религиозной жизни. Открытие кальвинистских школ для будущих румынских клириков довершило остальное и способствовало тому, что их образ мыслей приблизился к образу мыслей кальвинистов. [183]

Влияние князей на церковную жизнь на протяжении десятилетий дало значительные результаты, которые особенно ясно проявились при Афанасии Анжеле, последнем румынском епископе, которого избрал синод 1697 г., хотя на нем доминировали реформаторы. Он был выпускником школы, руководимой кальвинистами. Ему самому или, по крайней мере, тем трансильванским кругам, которые протежировали его возвышение, религиозная жизнь церковных общин должна была представляться правильной и достойной одобрения, что в большой мере учитывало условия, поставленные кальвинистскими князьями. Это явствует из письменных указаний патриарха Иерусалимского Досифея по поводу его служебной деятельности, которая была ему поручена в валашской столице, когда он приехал туда, чтобы быть рукоположенным в епископы. [184] Новому епископу при этом настойчиво внушали элементарные сведения о церковной жизни, о которых, хотелось бы думать, знает каждый простой верующий византийской традиции. Можно было счесть издевкой над кандидатом в епископы, что ему подают такого рода послание, если бы религиозная жизнь его епархии или, по крайней мере, существенной части этой епархии, не отошли далеко от традиционных обычаев.