Стивен Брамс - Библейские игры

(x, у,) = (мать, мошенница)

4 = наилучший вариант; 3 = почти лучший вариант; 2 = худший вариант; 1 = самый худший вариант.

Рациональный вариант обведен кружком.

К счастью, в поисках правды Соломон предвидел истинные предпочтения женщин. Он совершенно верно догадался, что женщины будут играть в игру так, как я смоделировал ее: наиболее желанным для матери будет спасти своего ребенка — даже ценой уступки его мошеннице. Так, Соломон играл с женщинами в своего рода игру, в которой он угадывал стратегии, которые они предпочтут, в игру, которую он придумал как доказательство того, кто из них говорит правду, в чем он и был заинтересован.

Мудрый суд требует, чтобы судья управлял ходом игры таким образом, чтобы добиться правды от скрывающих ее спорщиков. Это значит, что судья устанавливает такие правила игры, что она раскрывает, кто из игроков — обманщик (при условии, что притязания одного из спорщиков справедливы, а другого нет). Такой суд «мудр» в том смысле, что он отличает честных игроков от нечестных, выбирая ответы, которые при правильной интерпретации обозначают, кто лжет, а кто говорит правду.

Трудно определить, что значит «правильная интерпретация», но одно необходимое условие, чтобы игроки не знали, как судья интерпретирует их стратегические выборы. Если бы они знали, тогда они бы, вероятно, играли в игру, противоположную той, на которую рассчитывает судья, и тогда он не смог бы получить такие ответы, которые открыли бы ему правду.

Например, допустим, что мошенница знала, что Соломону не нужно было ее одобрение приказа, но вместо этого он хотел благосклонно отнестись к той, которая будет оспаривать его приказ. Тогда в ее интересах также было бы протестовать, и по игре ее нельзя было бы отличить от матери.

Конечно, судья хочет, чтобы спорщики сыграли в игру, но структура их предпочтений должна быть такой, чтобы один игрок не смог предвидеть выбор другого игрока, чтобы самому сделать рациональный выбор. Этот момент в игре Соломона хорошо иллюстрируется, если заметить, что, так как у обеих женщин есть доминантная стратегия в таблице 6.5, им не нужно предсказывать выбор друг друга. Каким бы ни был выбор другого, доминантная стратегия каждой женщины отлично противостоит ему.

Легко показать, что незначительное изменение правил игры все равно выявляет правдивость ответов двух женщин. Если бы женщины были в разных комнатах, когда Соломон объявил им о своем приказе, они играли бы в игру, показанную в таблице 6.4, ведь ни одна из женщин не отвечала бы на стратегический выбор другой. Это потому, что каждый стратегический выбор был бы сделан в абсолютном неведении выбора другой женщины, и игра бы моделировалась как игра 2×2.

В игре 2×2, показанной в таблице 6.4, у обеих женщин есть доминантная стратегия — у мошенницы согласиться с царем, у матери протестовать. Таким образом, эта игра, как и игра 2×4, сыгранная на самом деле — в которой мать первая среагировала на приказ царя и мошенница знала ее ответ, — также выявила бы правду.

Чтобы продолжить дальше подобный анализ, рассмотрим гипотетическую игру, в которой предпочтения мошенницы совпадают с предпочтениями матери: обе предпочитают обоюдный протест (4, 4), чем не протестовать вообще (1, 1); обе предпочли бы протестовать (3) в то время как другая молчала бы (2). Заметьте, в этой новой игре у мошенницы больше нет доминантной стратегии соглашаться с царем; вместо этого у нее, как у и матери, есть доминантная стратегия протестовать, обеспечивая обоюдный наилучший итог (4, 4).

Однако это скорее игра, включающая не обман, а искаженную информацию о материнстве. Естественно, если бы предпочтения обеих женщин были материнскими и каждая протестовала против приказа, Соломону пришлось бы нелегко. К счастью, этого не произошло, ведь если бы обе женщины действительно верили, что являются матерью ребенка, и материнство нельзя было определить по внешним данным, одного мудрого суда было бы недостаточно, чтобы разрешить спор. Даже Соломон не смог бы выдумать игру, выясняющую правду, если бы нечего было выяснять.

Вероятно, это не случайно, что эти истории открывают, что в большинстве случаев справедливость и мудрость в Ветхом Завете включают обман: Раав обманывает царя, укрывая израильских соглядатаев и способствуя их побегу; евреи обманывают Иисуса, что они пришли из далекой страны; и одна из блудниц пытается обмануть Соломона, что ребенок принадлежит ей.

Именно элемент обмана в каждой из этих историй заставляет персонажей делать трудный стратегический выбор и принимать этические решения:

1. Следует ли соглядатаям, которых укрывает Раав, доверяться блуднице, которая хочет обмануть своего царя? Они доверяются, но заставляют Раав, которая сначала должна доказать свою верность, болезненно осознать, что ее судьба связана с их судьбами. Это обоюдное понимание делает предательство иррациональным, а соглашение, которого они достигают, справедливым.

2. Следует ли Иисусу верить в сказку евреев и принимать доказательства их долгого путешествия? Он так и делает, несмотря на свои подозрения, заключая с ними мирный договор, чтобы через три дня убедиться в своей глупости. Договор несправедлив, потому что Случай (или Бог) делают его нестабильным при альтернативе, которую Иисус не рассмотрел — сражаться с евреями — когда отбросил свои подозрения и не посоветовался с Богом.

3. Следует ли Соломону исполнить свой приказ рассечь надвое ребенка, являющегося предметом спора? Его мудрость и проницательность видны, когда он оценивает реакцию женщин на свой приказ, основанный на игре, в которую, как он предполагает, они играют, а потом отменяет приказ, отдавая ребенка протестующей матери. Мораль, кажется, такова, что судья мудр, если обманывает тех, чей спор он пытается рассудить таким образом, чтобы выяснить, кто из спорщиков говорит правду.

Эти решения поднимают интересную этическую проблему: может ли обман служить делу справедливости и мудрости? Справедливое соглашение было заключено между Раав и израильскими шпионами, потому что она обманула своего царя; и Соломоново решение оправдало себя, потому что он обманом заставил мошенницу думать, что ждет одобрения своего приказа. Даже евреями можно восхищаться за их стратегическую проницательность, хотя они и навязали ни в чем не повинному и недостаточно богобоязненному Иисусу несправедливое соглашение.

Эти истории затрагивают сложный философский смысл, касающийся моральности обмана, особенно когда он тесно связан со справедливыми соглашениями и мудрым судом. Как я заметил, честность Соломона повсеместно превозносится, но можно представить себе и гениальные судебные игры, в которых выбирается только полуправда, или которые не помещают выбранную информацию в нужный контекст.