Брэд Уорнер - Сядь и замолкни

Идея этих самых искусных средств или умелых действий происходит из Лотосной сутры, где есть притча о детях, играющих в горящем доме. Они так увлечены игрой, что не замечают пожара, и тогда их отец, чтобы скорее увести их из опасного месте, сулит им всякие клёвые штуки, за которыми дети и выбегают из горящего дома.

Но тут надо понимать всё правильно. Применение этих самых искусных средств (а разные продвинутые буддисты ещё любят использовать индийское слово «упая», означающее «умение») означает умение действовать наиболее эффективно в той ситуации, в которой это требуется. Это не значит, что раз можно было для спасения детей наобещать им с три короба, то и водить за нос людей, уповая на какую-то великую цель, тоже нормально. Суть притчи в том, что отец в той истории действовал спонтанно, интуитивно, делая лучшее, что мог сделать для своих детей. Он не носился вокруг дома, вынашивая какой-то хитроумный план. Он просто сделал то, что мог. И то, что это сработало, не оправдывает его обмана. Дети ещё выскажут ему своё недовольство отсутствием обещанного и досаду тем, что он посчитал их такими тупыми, не способными понять ситуации. Рассматривать эту историю как лицензию на ложь тем, кого ты считаешь ниже своего уровня понимания — большая ошибка!

Чтобы проиллюстрировать выгоду от добрых дел, Догэн пересказывает известную легенду про мальчика, который помог больному воробью, в результате чего его потомки стали высокопоставленными чиновниками при китайском императоре. Он говорит: «Мальчик действовал так только ради совершения доброго дела. Глупцы нынче считают, что если будешь в первую очередь заботиться о чьём-то благе, то своего блага лишишься. Но это не правда. Доброе дело — это сама Дхарма».

Да, да, это та самая «хорошая карма». Сделай другому хорошо, и это хорошо тебе когда-нибудь вернётся. Я знаю, что всё это звучит идеалистично и сентиментально. Но, вообще-то, это нетрудно увидеть собственными глазами, если знать, куда смотреть. Заметь, Догэн не говорит, что те люди делали доброе дело в надежде получить за это какое-то вознаграждение. Это важный момент. Но даже если ты, переводя старушку через дорогу, ловишь себя на мысли «надеюсь, мне это зачтётся в карму», то это вовсе не беда. Просто делай доброе дело и не заботься о всяких таких мыслях.

Наконец, Догэн касается содействия. Два китайских иероглифа, используемых для японского слова «додзи», имеют значения «одинаково» и «задача», и передают смысл «общность целей». Изначальный санскритский термин «самана артхата» подразумевает общую высшую цель. Догэн говорит: «Содействие означает — не быть противником. Не противостоять, не противоречить ни другим, ни себе самому».

Настоящее сотрудничество означает честность как по отношению к себе, так и к тому, с кем ты разделяешь цели. А с кем мы их разделяем? Для буддиста есть только один ответ — со всеми. Мы живём не только лишь для того, чтобы обслуживать себя, или свою семью, или свою страну, или свой биологический вид. Бери выше! Наша истинная миссия — приносить пользу всем и всему. Другой великий буддийский автор по имени Нагарджуна сказал, что у вселенной не множество разных целей, а лишь одна.

То, что говорит Догэн о необходимости не противостоять — это, в общем-то, стандартное определение сотрудничества. Но также он говорит, что мы не должны противостоять себе. Мы часто считаем, что у нас есть выбор — пойти против других или против себя. Но Догэн не советует делать ни того, ни другого.

Чтобы выполнить эту задачу, нам нужно найти ту самую золотую середину, для чего нужно отказаться как от мыслей о себе, так и от мыслей о других. Сделать это очень трудно, если у тебя нет достаточной подготовки в дзадзен. По крайней мере, про себя я это знаю точно.

Дзадзен поможет тебе лучше понять, что такое это «я», и что такое «другие». Одно дело прочитать, что «я» является общепринятым заблуждением, совсем другое — непосредственно осознать, как это так.

Вот и всё, пожалуй, что есть у Догэна относительно позитивных эмоций. Разговор о сострадании и правилах поведения получился совсем не такой тёплый и пушистый, как обычные религиозные рассуждения о любви. Это разговор чрезвычайно практический. Догэна интересовало не то, что доставляет приятные чувства, а то, что реально и полезно.

Едва прозвучал вступительный вопль нашей песни «Бросай бомбу на меня», я понял, что концерт будет на славу. К середине второй песни наш певец Джими Аймидж уже выделывал на сцене сальто назад, а ведь он лет на пять старше меня. Я уже опасался, как бы он себе чего-нибудь не сломал. Но когда он начал прыгать, изображая удары кун-фу, я стал опасаться, как бы он уже не сломал чего-нибудь мне. И не зря — он всё-таки заехал мне ногой в плечо.

А когда я поблагодарил его в микрофон за то, что он чуть не сломал мне руку, он осклабился и бросил в ответ: «Будешь лучше играть панк-рок». Кто-то из зала выкрикнул: «Завали его!». Ну, вот я и дома.

Когда я играю хардкор, моё ощущение времени сильно искажается. Все песни очень короткие, но ты должен быть гораздо более сосредоточенным, чем при исполнении в нормальном темпе. В результате после двенадцатисекундной песни ощущаешь себя как после трёхминутной. А двухминутная песня кажется и вовсе бесконечной. К концу двадцатиминутного сета я уже почти полностью выдохся. А мне ведь ещё с Agitated играть.

Но сет с Agitated проходит тоже на ура. Мне эти парни всегда нравились, и неважно, что они там написали в том буклете к сборнику «Новая надежда». Играть с ними было очень клёво, к тому же я там был приглашённым участником, так что напряжение было поменьше.

Ну а после прихода наступает отходняк. Для нас это — сбор аппарата после выступления. У нас нет никаких техников или кто там бывает у больших музыкантов, так что наш рок-н-ролл включает в себя и эту часть работы. После концерта все уходят оттягиваться, а группа остаётся и ещё час собирает аппарат и пакуется, следя, чтобы всё было на месте. А так как я ещё и документалку снимал, то попутно я бегал с камерой и приставал ко всем с интервью, так что мне ещё и камеру нужно было собрать и упаковать.

Я всю жизнь не любил прибираться, ни после концертов, ни вообще. В этом смысле я откровенный ленивец. Но чем больше я проникался буддизмом, тем больше понимал, что так жить нельзя.

С тех времён, как я стал рок-партизаном, и до моего отъезда в Японию мой способ прибираться в комнате был таким. Сначала я собирал самый заметный мусор с пола, чтобы можно было встать в углу и окинуть взглядом пространство дальнейших действий. Как правило, без вариантов, моя комната представляла собой подобие Багдада на следующий день после того, как Буш-младший решил поучить Саддама демократии. Повсюду разбросаны фанатские журналы, в обнимку с полинялыми футболками лежат подержанные гитары, замотанные там и сям изолентой и скотчем. Рядом какие-то древние коробки из под пиццы с присохшим сыром, начинающим напоминать какую-то инопланетную микрофлору, и пустые банки из под энергетиков — это когда я решил перейти на «здоровое питание». Глядя на всё это, понимаешь: тут реально никогда не будет порядка. Ситуация тупиковая. Чтобы просто всё разложить по местам, потребуется несколько часов, а то и дней. К тому же, за это время у меня найдётся множество других занятий. Я могу что-то писать, играть на гитаре, записывать музыку, да просто подремать захочется. Ну, то есть, даже если я приберу постель (то есть, матрас на полу), после того, как я на ней посплю, она же всё равно станет такой же, как сейчас. Какой в этом смысл тогда?