Стецкевич М.С. - Свобода совести [Невычитанная калибрятина]

Возвращаясь к рассмотрению ситуации XVIII столетия, можно отметить, что наряду с многочисленными проявлениями религиозной интолерантности существовала и тенденция к веротерпимости и её законодательному оформлению, особенно очевидно обозначившаяся к концу века. Говоря о причинах расширения веротерпимости,

209

следует отметить, во-первых, уже упоминавшиеся потребности модернизации России, осуществление которой было немыслимо без её большей открытости внешнему миру, а значит —без приглашения иностранцев и предоставления им некоторой свободы вероисповедания. Во-вторых, продолжение территориальной экспансии постепенно превратило страну в многонациональную и, следовательно, — поликонфессиональную империю. Как отмечает Б. Н. Миронов, «основным принципом политики на инкорпорированных территориях являлось сохранение существовавшего до вхождения в состав России административного порядка, местных законов и учреждений, отношений земельной собственности, верований, языка и культуры». Конечно, этот принцип, в том числе и такой его компонент, как «сохранение верований», соблюдался далеко не всегда, но, по данным И. К.Смолича, уже к середине XIX в. православные в Российской империи не составляли абсолютного большинства населения.

Первым серьёзным законодательным актом о веротерпимости был манифест Петра I от 16.04. 1702 г., в котором говорилось: «Мы, по дарованной нам от Всевышнего власти, совести человеческой приневоливать не желаем и охотно предоставляем каждому христианину на его ответственность пещись о блаженстве души своей». Значимость этого манифеста резко снижалась тем обстоятельством, что он имел отношение лишь к иностранцам, прибывающим в Россию. Переход же православных подданных русского царя в другие религии был категорически запрещён. Впоследствии, при Анне Иоанновне и Елизавете Петровне возможность существования в России как неправославных христианских исповеданий, так и запрет на обращение в них православных неоднократно подтверждались. Манифест Анны Иоанновны (1735) носил чрезвычайно показательное название: «О дозволении свободного богослужения всем христианским исповеданиям в России, и о возбранении духовным особам иностранных христианских вер обращать в оныя русских подданных». При этом православизация населения империи продолжала считаться безусловно желательной. Сенатское постановление от 25 июня 1723 г. разрешало черемисам, утаившим множество душ при переписи, вместо положенного наказания креститься и «ежели и впредь такие иноверцы в утайке душ явятся, а пожелают креститься, и тем наказания не чинить».

Определённую позитивную роль сыграл указ Петра III (29.01.1762), в соответствии с которым раскольникам, пребывающим за границей, было разрешено вернуться в пределы Российской империи, с отправлением закона «по обыкновению» и старопечатным книгам, правда, при условии проживания в Сибири, Барабинской степи и

210

тому подобных местах. В указе отмечалось, что отвращать от раскола следует «не принуждением и огорчением» и констатировался следующий факт: «внутри ... империи и иноверные, яко магометане и идолопоклонники, состоят». Тем самым раскольники фактически приравнивались к иноверцам, что представляло определённый шаг вперёд в утверждении более терпимого отношения к ним государства.

Окончательное же утверждение политики веротерпимости состоялось в царствование Екатерины II. В «Наказе», написанном императрицей для составителей нового «Уложения законов» (1767), отчётливо ощущалось влияние идей французских просветителей, прежде всего Ш.-Л. Монтескье и особенно Вольтера, с которым Екатерина II состояла в переписке. В «Наказе» указывалось: в силу наличия в государстве множества народов «весьма бы вредный для спокойствия и безопасности своих граждан был порок, запрещение или недозво-ление их различных вер». Не снимая задачи «всех ... заблудших овец паки привести к истинному верных стаду» (то есть к православию) Екатерина II, руководствуясь своим пониманием интересов государства, отвергла религиозное принуждение: «Гонение человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему закону из-мягчает и самые жестоковыйные сердца и отводит их от заматерелого упорства, утушая споры их, противные тишине Государства и соединению граждан».

Практическим выражением данного положения был указ Синода «О терпимости всех вероисповеданий и о запрещении архиереям вступать в разные дела, касающиеся до иноверных исповеданий... » (17.06. 1773). В нём, со ссылками на «Наказ», признавалась правомерной практика разрешения мусульманам строительства мечетей, православным архиереям запрещалось вступать «в дела, касающиеся до всех иноверных исповеданий и до построения по их законам молитвенных домов, а предоставлять оное всё на рассмотрение светских команд... ». Архиереи, как и «светские команды», «должны прилагать, в силу Государственных законов, старание, чтоб от того между подданными ... не могло быть никакого разногласья, а паче б между ними любовь, тишина и согласие царствовало». Ещё раньше, в 1763 г., всем прибывающим в Россию по приглашению императрицы немецким колонистам было предоставлено «свободное отправление веры по их уставам беспрепятственно». Старообрядцы в 1782-1783 гг. были освобождены от уплаты «двойного оклада» и ношения нашивок, в 1785 г. им было разрешено избираться на общественные должности, хотя строить церкви и иметь колокола запрещалось.

211

Но, перейдя к веротерпимости, Российское государство вовсе не собиралось предоставить неправославным религиозным организациям сколь-нибудь значительную внутреннюю свободу, которой, как уже отмечалось, не обладала и РПЦ. Так, в указе Екатерины II «Об определении Мулл и прочих духовных чинов магометанского закона и об учреждении в Уфе духовного собрания... » (1788) генерал-губернаторам предписывалось «наблюдать, дабы к исправлению духовных должностей магометанского закона употребляемы были люди в верности надежные и доброго поведения», причем после прохождения специального испытания. А в «Регламенте, данном Санктпетербургской Римско-Католической Церкви» (1769), определявшем положение католиков не только в столице, но и во всей империи, оговаривался статус Сената как высшей инстанции при решении всех светских и духовных дел, предусматривалось согласование с государственными органами кандидатур иерархов, и осуществление непосредственных, минуя Рим, отношений между католической церковью в России и Российским государством.

В начале XIX в., в царствование Александра I (1801-1825) политика веротерпимости сделала в России дальнейшие успехи, хотя и постепенно приобрела несколько неожиданное направление. В первые годы правления Александра I, воспитанного в духе идей Просвещения, дело ограничилось фактическим допущением старообрядческого богослужения, принятием «Положения об устройстве евреев» (1804), официально признававшем иудейское вероисповедание. В дальнейшем акцент был сделан на сотрудничестве различных христианских исповеданий во имя «общего блага» не только России, но и всей Европы.