Илья Шифман - Учение. Пятикнижие Моисеево

В связи с этим обращают на себя внимание следующие обстоятельства. Соединение в одном корпусе нескольких законодательных документов не является специфической чертой Пятикнижия; подобным образом построен, как известно, и Пальмирский пошлинный тариф. Очевидно, при составлении нового закона старый закон не отменялся, но автоматически присоединялся к новому, результатом чего являются дополнения, повторы, а в некоторых случаях и внутренние противоречия. Такая принципиальная неотменяемость закона объясняется, несомненно, отношением к нему как к волеизъявлению бога. Очевидно, составитель Пятикнижия объединил различные варианты Учения Яхве, имевшие хождение к моменту фиксации дошедшего до нас текста.

Наиболее ранним из всех законодательных частей Пятикнижия представляется Декалог (Десять заповедей), включенный в качестве своеобразного введения как во Второзаконие, так и в комплекс «Книга Договора» + «Кодекс Святости». В трех случаях обе версии Десяти заповедей существенно отличаются одна от друтой (ср. Исх. 20: 8-11 и Втор. 5:12-15, Исх. 20:12 и Втор. 5:16; Исх. 20:17 и Втор. 5:21). Очевидно, первоначально Десять заповедей проповедовались изустно как некое собрание наиболее авторитетных максим, составляющих Учение Яхве и, согласно преданию, возглашенных Богом в его обращении непосредственно к народу. Наличие вариантов легко объясняется спецификой изустного бытования текстов. Очевидно также, что включение Десяти заповедей во Второзаконие и в комплекс «Книга Договора» + «Кодекс Святости» произошло независимо одно от другого, равно как и сами эти комплексы возникли независимо друг от друга. Датировать Десять заповедей в настоящее время можно только предположительно. Одно бесспорно: они относятся ко времени, когда уже сложилось частнособственническое хозяйство и сформировались рабовладельческие отношения.

Говоря о датировке Второзакония, необходимо указать на следующие обстоятельства. Само Второзаконие (31:9; 31:24-26) приписывает его запись (там говорится об «этом Учении») непосредственно Моисею. Тем самым Второзаконию приписывается ореол глубокой древности. В то же время описание судебной реформы иудейского царя Иосафата (II Хрон. 19:4-11) отвечает предписаниям Второзакония (16:18-20 и 17:8-12), причем речи, которые Хронист вкладывает в уста Иосафата, близки по содержанию к этим текстам Второзакония. В такой ситуации Второзаконие можно было бы датировать царствованием Иосафата, т. е. IX в. до н. э. Заслуживает внимания в этой связи и близость предписаний Второзакония (20:1-4) о порядке ведения войны и рассказа II Хроник (20:14-17) о событиях, происходивших во время нападения на Иосафата аммонитско-моавитской коалиции. В связи с высказанным выше предположением становится понятным и свидетельство II Хроник (17:7-9) о том, что на третий год своего царствования Иосафат велел проповедовать в Иудее «Книгу Учения Яхве», что находится в прямой связи с судебной реформой этого царя и предписанием Второзакония (17:18-20) царю воспринять «изложение Учения» (mišnē hattōrā), т. е. Второзаконие в качестве закона. В целом кажется правдоподобным, что «Книга Учения Яхве», проповедовавшаяся по приказанию Иосафата, была именно Второзаконием, и тогда его возникновение следует датировать 870 г. до н. э.

Комплекс «Книга Договора» + «Кодекс Святости» сложился, по всей видимости, в результате слияния собственно древнеизраильских и кенаанистических правовых инструкций, развивавшихся не без влияния месопотамской и хеттской традиций, в новое нерасчлененное единство. Возникновение комплекса можно отнести, по-видимому, к 40-30-м гг. IX в. до н. э., когда Иудея переживала глубокий политический кризис: была свергнута, при участии «народа земли», т. е. свободного крестьянства, царица Аталйаху (Аталия-Гофолия), причем воцарение ее преемника Иоаша сопровождалось разгромом культа Баала и заключением договора между Яхве, с одной стороны, и царем и народом — с другой (II Цар. 11:17-20; II Хрон. 23:16-21; Иос. Флав., Иуд. древн., 9, 15, 3). Сказанное дает основание полагать, что «Книга Договора» была опубликована при воцарении иудейского царя Иоаша, т. е. в 836 г. до н. э. Примечательно, что предписание Исхода (23:24) о разрушении «языческих» святилищ и рассказ II Царств (11:18) и II Хроник (23:17) о разрушении народом храма Баала обнаруживают близость между собой; создается впечатление, что уничтожение храма Баала было совершено во исполнение предписания «Книги Договора». По-видимому, тогда же к ней был присоединен и «Кодекс Святости».

Говоря о времени возникновения последнего, нельзя не обратить внимания на сходство молитвы царя Соломона при освящении построенного им храма (I Цар. 8:31-32) и его речи, обращенной по этому поводу к народу (I Цар. 8:56-61) с текстом «Кодекса Святости» (Лев. 18:2-5; 19:2; 19:37; 20:7-8; 20:22). Это обстоятельство позволяет предложить датировку «Кодекса Святости» временем постройки Соломонова храма, т. е. промежутком между 961 и 954 гг. до н. э.

Одна из наиболее примечательных особенностей библейских преданий о законодательной деятельности заключается в том, что Закон (Учение) всегда записывается (ср. Втор. 17:18; 18:20; 27:2-8; 31:24-26; Нав. 8:30-35; 24:25-27). Самый термин ḥōq «закон» происходит от корня ḥqq «вырезать, выгравировать» и обозначает, в сущности, текст, вырезанный на камне и таким образом зафиксированный. Очевидно, в эпоху становления Пятикнижия, т. е. в первой половине I тысячелетия до н. э., для иудейско-израильского общества, как и для всего сиро-палестинского региона, типичным было писаное право. Однако обычно фиксируется то, что регулирует проблемы, вызывавшие споры; бесспорные установления, по-видимому, не нуждались в письменной фиксации.

Фундаментальной основой правовых норм и инструкций, зафиксированных в Пятикнижии, было понятие о «правде» и «справедливости». В ситуации острой общественно-политической борьбы первой половины I тысячелетия до н. э. проблема «правды», «справедливости», «жизни по правде», т. е. праведности, не могла не оказаться в центре идейных исканий. Само собой разумеется, что в этих понятиях отразились общие для древности основополагающие мировоззренческие представления.

Так, в Псалмах (85:9-14) милосердие, благополучие, истина и правда выступают в обличии мифологических персонажей, олицетворяющих вселенский миропорядок и всеобщую гармонию, порождаемых космическими первоэлементами. Примечательно, что правда как мифологическая сущность определяет и направляет действия Яхве. Практически любое нарушение правды, т. е. мирового порядка (а именно это и было в архаическом сознании преступлением), могло иметь, по представлениям эпохи, далеко идущие неблагоприятные последствия не только для данного коллектива, но и для всего мироздания; запреты, действовавшие в обществе, представляли собой способ избегать таких нарушений и вторжения в мир разрушительных сил. Эта общая концепция имела своим последствием крайнюю жестокость наказаний (как правило, смерть, т. е. удаление преступника в потусторонний мир) и регулирование обычаем либо законом всех сторон жизни человека, включая интимно-личные. Например, прелюбодеяние как нарушение мирового порядка оказывается преступлением, жестоко караемым, кроме тех случаев, когда оно может быть исправлено браком, т. е. когда правда торжествует. Соответственно правда является, по представлениям эпохи, основой и сущностью государственной власти и выполняемых ею властных, распорядительных и судейских функций (ср. II Сам. 8:15; Ис. 32:1; 11:4; Пс. 72:1-4; 45:2-8; Притч. 16:12; 29:14). Применительно к отдельному человеку праведность, т. е. соответствие правде,- это жизнь, являющаяся воплощением принятых обществом морально-этических норм (ср. Иез. 18:5-9; Пс. 15:1-5; 24:3-5; Ис. 33:14-16). В конечном счете, эти добродетели восходят к образу жизни примитивного рода-племенного общества. Они обеспечивают тесное его сплочение, без чего такое общество вообще не может существовать.