Михаил Пиотровский - Коранические сказания

Что же касается Исма‘ила, то к нему особое внимание действительно обращается позже, когда уже в Медине Мухаммад стал подробно рассказывать об участии Ибрахима и Исма‘ила в восстановлении (или строительстве) аль-Ка‘бы. Сам этот сюжет, конечно, тенденциозен и открыто связан с известной переориентацией Мухаммада, когда, не найдя поддержки ни у христиан, ни у иудеев, пророк стал особо подчеркивать аравийские связи ислама, особую роль мекканской святыни. Однако еще в мекканских аятах видны представления о какой-то особой связи Ибрахима с Меккой и с курайшитами (см., например, 14:35/38: «Вот сказал Ибрахим: „Господи! Сделай этот град безопасным и отдали меня и моих детей, чтобы мы (не) поклонялись идолам“»; мекканцы называются «потомством» Ибрахима, см. 14:37/40). В мекканских же аятах же идет речь об Ибрахиме как о ханифе (16:120/121; 6:161/162). Представление о связи Ибрахима с Аравией вполне могло существовать на полуострове до Мухаммада, в частности, как местное развитие того круга преданий, который отразился в кумранском тексте апокрифического варианта книги Бытия, где говорится о дальних путешествиях Авраама на юг [91]. Этот мотив мог получить, подобно многим другим, развитие в преданиях иудеев, поселившихся в Аравии, а затем воспринят и развит уже неиудейскими жителями полуострова [92].

В важнейшем эпизоде коранического цикла об Ибрахиме, в рассказе о жертвоприношении сына, имя «кроткого юноши» не названо. Комментаторы расходятся во мнении, кем же был этот сын, но отдают предпочтение Исма‘илу. Характер контекста, в частности упоминание о рождении Исхака после изложения истории жертвоприношения, подтверждает такую трактовку. Имя Исма‘ила, как отмечалось, было известно в Аравии и вне связи с циклом Ибрахима, о чем свидетельствуют упоминания о нем как о благочестивом и древнем человеке уже в мекканских аятах. В библейской традиции Исма‘иль считался предком арабов. Благодаря этому, видимо, имя его стало известно жителям Аравии еще прежде собственно истории Авраама. Селившиеся в Аравии иудеи и христиане, конечно же, в первую очередь объясняли своим соседям-язычникам, чьими потомками они, по их мнению, являются.

Близкие параллели и созвучия многим кораническим эпизодам обнаруживаются в апокрифических сочинениях, таких, как Апокалипсис Авраама, Книга юбилеев. Среди них — ссоры с отцом, уничтожение идолов и сохранение главного, строительство некоего дома [93]. Эти сочинения отражали круг сказаний, бытовавших главным образом в христианской среде. С другой стороны, многие мотивы коранической проповеди, например приказ нечестивому царю поднять солнце с запада, некоторые детали посещения ангелов и т.д., зафиксированы в талмудической литературе, бытовали среди иудеев.

Таким образом, источники для формирования коранического рассказа были разнообразны: собственно библейские сказания, от которых сохранились основные эпизоды и общее глубокое почитание патриарха; предания иудеев и христиан, разработавшие многие красочные детали; аравийские представления об Аврааме, видимо связывавшие его с Аравией; возможно, представления ханифов, видевших в нем своего предка-учителя.

Весь этот материал был искусно обработан Кораном в нескольких основных направлениях. Образ Ибрахима послужил для того, чтобы придать ниспровергающему традиции учению Мухаммада респектабельность древней, но забытой веры. Он же служил для объяснения родства ислама с иудаизмом и христианством. Особое возвеличение Ибрахима помогло и отделению ислама от этих двух родственных религий. Ибрахим стал и связующим звеном между исламом и аравийской традицией, как восстановитель аль-Ка‘бы и учредитель хаджжа. В его образе слились и общемонотеистические, и специфично аравийские черты ислама.

Сыновья Ибрахима Исма‘иль и Исхак не раз упоминаются в Коране, но с ними не связываются особые повествовательные сюжеты.

Сын Исхака Йа‘куб называется и по своему имени, и по прозвищу — Исра’иль (обычно в составе названия его потомков — бану Исра’иль, «дети Исра’ила»). В суре «Семья Имрана» («Аль ‘Имран») сказано: «Всякая пища была дозволена сынам Исра’ила, кроме того, что запретил Исра’иль себе раньше, чем была ниспослана Тора» (3:93/87). Имеется в виду библейский рассказ, согласно которому иудеям было запрещено употребление в пищу жил бедра в память о том, как Иаков повредил себе бедро в борьбе с ангелом (Бытие 32:32): «Поэтому и доныне сыны Израилевы не едят жилы вертлюжей, которая на суставе бедра, потому что (Тот) коснулся жилы вертлюжей на суставе бедра Иакова».

Такая отсылка к библейскому тексту характерна. Коран хочет тут, как и в других местах, показать, что пищевые запреты иудеев не ниспосланы им в божественном откровении, а изобретены ими самими или возложены на них как наказание [94].

В одном случае, видимо, есть намек на историю соперничества Иакова и его брата Исава: «…а в потомстве их — удачливый и явно повредивший самому себе» (т.е. Исав) (37:113) [95]. Престарелый Иаков часто фигурирует в кораническом рассказе об Иосифе-Йусуфе.

История о Йусуфе сыне Иа‘куба (Иосифе сыне Иакова) занимает в Коране особое место, выделяясь по стилю и настроению среди других рассказов о пророках и праведниках. Ей посвящена полностью целая сура, так и называющаяся — «Йусуф» (12). Как один из пророков Аллаха Йусуф упоминается в Коране еще только два раза (6:84; 40:34/36).

Рассказ очень подробен, излагает всю историю от начала и до конца, а не отдельными эпизодами. Он четко оформлен композиционно, начинаясь с сообщения о сне Йусуфа и кончаясь напоминанием о нем, поскольку предсказание, содержавшееся в сне, свершилось. В рассказе много увлекательных деталей и красивых эпизодов, он весь выдержан в едином ритме и практически в единой рифме и представляет собой единое художественное целое. Своим внешним оформлением история о Йусуфе более других повествовательных частей Корана похожа на рассказ, призванный развлечь слушателей, доставить им удовольствие.

Кораническая история Йусуфа более, чем другие коранические сказания, оказывается ярким образцом художественных возможностей арабского языка. Сура, названная «Йусуф», вполне заслуженно начинается со знаменитой фразы об арабском языке как языке Корана: «Алиф, лам, ра. Это — знамения Книги ясной. Мы ниспослали ее в виде арабского Корана — может быть, вы уразумеете!» (12:1-2).

Согласно одному преданию, слушатели предложили Мухаммаду рассказать им интересную историю (кисса) вместо поучений. В ответ на это последовало откровение о том, что рассказываемое в Коране — лучшие из возможных рассказов: «Мы рассказываем тебе самые лучшие истории, внушив тебе этот Коран» (12:3) [96]. Далее, то ли по воле собирателей Корана, то ли по воле самого Мухаммада, идет доказательство этого. Излагается трогательная, красивая и вместе с тем назидательная история о Йусуфе.