Валентина Кузнецова - Апостол свободы

В некоторых случаях апостол прибегает к иронии. Когда коринфяне сочли себя достигшими таких духовных высот, что уже обогнали своего апостола, Павел напоминает им, какими они были, когда их избрал Бог, а затем задает ряд иронических вопросов: «И действительно, кто тебя отличил? Что в тебе есть такого, чего бы ты не получил от Бога? Ну, а если получил, как можешь похваляться, словно ничего не получал?! О да, у вас уже всего вдоволь! Вы уже богачи! Вы уже воцарились – и без нас!.. Мы ради Христа дураки, а вы во Христе такие разумные. Мы слабы, а вы сильны. Вы в чести, а мы в бесчестье» (1 Кор 4.7-8,10).

Но он был резок с теми, кто прикрывался своим якобы христианством, но на самом деле не изменил своего образа жизни и не собирался его менять. На таких людей он изливал весь пыл своего негодования. Христианин – это человек, который умер для греха, он со-распят с Христом, со-погребен с Ним, со-воскрес с Ним (апостол очень любит приставку «со», он употребляет ее очень часто). Теперь он живет новой жизнью, живет для Христа и в Христе. Павел с терпением и кротостью относится к тем, кто искренне заблуждается, кто слаб и время от времени падает, но приходит в гнев, когда люди понимают христианскую свободу как вседозволенность, как потворство своим дурным инстинктам. Раз Бог их спас, рассуждают они, то они, уже спасенные, вольны делать все, что им заблагорассудится, пропуск в Царство Бога у них уже в кармане. Тем более что важны, по их мнению, лишь духовные грехи, а плотские не имеют никакого значения, потому что плоть не переходит в вечность. С такими христианами Павел ведет себя по-другому: от уговоров он переходит к угрозам. Он сам подражает Христу, Который добровольно отказался от Божественных привилегий: «Он, по природе Бог, не держался за равенство с Богом, но добровольно лишился всего, приняв природу раба» (Флп 2.6-7). Апостол призывает тех, кто носит имя Христа, и в этом следовать Его примеру.

Для мысли апостола характерны парадоксы: свободен тот, кто добровольно становится рабом, кто радостно служит своим братьям. Христиане – это рабы Бога и одновременно свободные сыны Божьи. Христианство – это любовь, без которой даже самые возвышенные дары Духа превращаются в пустой звук. Но любовь не эмоция, а деятельное служение всем, особенно своим братьям во Христе. Павел называет себя последним из апостолов, недостойным называться апостолом, он выкидыш (таково значение греческого слова, в синодальном переведенного как «изверг»), но он же полномочный посол Бога, Его сотрудник.

И еще одна черта его характера, о которой нельзя не упомянуть и которая делает его образ еще более привлекательным. Павел умел относиться к себе с юмором. Вот лишь один пример: после того как он долго рассказывал о тяготах и невзгодах апостольской жизни, так что его читатели и слушатели должны были уже замирать от благоговения, которое внушала им его подвижническая жизнь, апостол резко снижает пафос, он иронизирует над собой и приглашает их вместе с ним посмеяться над собой: «В Дамаске правитель царя Ареты сторожил все ворота Дамаска, чтобы схватить меня, но меня спустили в корзине через отверстие в стене, и я от него спасся» (2 Кор 11.32). Бог не послал за ним ангелов, не пригнал облако, на котором апостола перенесли бы в безопасное место. Нет, он в нелепой позе болтался в корзине и был, вероятно, очень смешон! Именно таким, до невозможности забавным предстает он на одной средневековой мозаике, изображающей это событие. После того, как он поведал читателям о своем мистическом опыте пребывания в Раю, он незамедлительно добавляет, что «Бог дал ему занозу в тело – ангела сатаны, он меня колотит, чтобы я не заносился» (2 Кор 12.7).

Апостол был бы очень удивлен, узнав, что его называют первым христианским богословом. Действительно, с точки зрения расхожих представлений о том, как выглядит богослов, он был мало на него похож, точнее, совсем не похож. Ведь богослов должен сидеть у себя в кабинете, в окружении книг, размышлять о Боге, а затем излагать свои рассуждения в виде столь сложных и замысловатых умозрительных конструкций, что надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять их. Конечно, богословие Павла совсем иное, оно родилось из личного опыта, а не из такого рода размышлений. Естественно, это никоим образом не означает, что ему было все открыто раз и навсегда. Павел всю свою жизнь осмыслял то, что было ему открыто, и его понимание, благодаря откровению и дальнейшему опыту жизни в единении с Христом, постоянно углублялось и расширялось, оно не было застывшим и неподвижным. Его богословие так и не сложилось в стройную систему, да Павел и не ставил перед собой подобной цели. Оно было, скорее, поэтическим, где нет догматов, но есть живые и яркие метафоры, перетекающие друг в друга. Последующие поколения богословов, не имевших того же опыта, зачастую понимали эти метафоры как некую объективную информацию и пытались разложить ее по полочкам. И из этого получилась по большей части такая тоска, что многие стали воспринимать этого страстного, яркого, поразительно живого человека как сурового и скучного догматика, исказившего простое и ясное учение Иисуса.

И поскольку Павел не намеревался создавать богословскую систему, вывести ее из его писем представляется весьма затруднительным. Во-первых, до нашего времени дошли не все его письма. Во-вторых, мы не должны забывать, что он излагал весть о Боге и Христе в форме устной проповеди, в письмах же только напоминал об этом своей пастве тогда, когда люди нарушали то, к чему он их призывал. То есть Павел высказывал богословские суждения тогда, когда в этом возникала нужда, а также в зависимости от того, какие люди были в данной конкретной общине. Не раз в его письмах встречаются слова: «помните, я вам об этом уже говорил», «я вам уже говорил и теперь предупреждаю». Кроме того, он писал письма тогда, когда в церквах появлялись проблемы, требующие незамедлительного разрешения, а возможности побывать у них не было. Например, если бы у коринфян не было неверного понимания телесного воскресения, мы бы и не знали во всех подробностях, что думает о воскресении апостол. Итак, мы узнаем кое-что из богословских идей апостола потому, что в основанных им общинах были не совсем верные представления. А кроме того, оно не было застывшим, оно претерпевало изменения, хотя главные его постулаты о Боге и Христе оставались незыблемыми. Можно привести такой пример. В Письмах фессалоникийцам и коринфянам Павел держится традиционного представления о том, что после смерти человек погружается в подобие сна, от которого он будет пробужден Господом. Но в Письме филиппийцам он говорит, что умереть значит быть с Христом. Следовательно, здесь он не предполагает промежутка между смертью и воскресением. Правда, в данном случае вряд ли можно говорить об изменении его мысли. Ведь Иисус тоже говорит и о пробуждении мертвых, и Он же обещает поверившему в него преступнику на кресте, что тот в день смерти будет с Ним в Раю.