Александр Лопухин - Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет

По произнесении смертного приговора над Христом Он передан был под стражу дворовых служителей, и от грубых рук их потерпел первое поругание. Грубая чернь всячески издевалась над Ним, как бы желая этим угодить своим сановным господам. Последние между тем составили план и дальнейшего действия. По обычной иудейской практике человека, над которым произносился смертный приговор, нужно было вывести за город и побить камнями. Но вследствие подчинения Иудеи римлянам у верховного иудейского судилища отнято было право жизни и смерти, так что приговор должен был получить утверждение еще со стороны римского прокуратора. Прокуратором в это время был Понтий Пилат – человек, немало вытерпевший от иудейского фанатизма и до глубины души ненавидевший и презиравший иудеев. В обычное время он жил в Кесарии Филипповой, но по великим праздникам обыкновенно переезжал в Иерусалим, чтобы своей вооруженной силой оберегать общественное спокойствие от всякой попытки возмущения праздничной толпы, и там его главная квартира, так называемая претория, была в одном из великолепных Иродовых дворцов. К этой-то претории ранним утром следующего дня и направилась громадная процессия первосвященников и старейшин, ведших с собой связанного Христа, с целью получить утверждение составленного ими ночью приговора. Встревоженный в необычно ранний час столь шумной процессией и предполагая какое-нибудь серьезное пасхальное возмущение, Пилат поспешно вышел в палату суда и занял свое судейское кресло, чтобы расследовать, в чем дело. Но так как иудейские старейшины отказались войти в языческую палату, чтобы не оскверниться и не потерять через это права есть пасху и участвовать в предстоящих богослужениях и жертвоприношениях, то Пилат принужден был выйти к ним из претории. Окинув сборище своим проницательным взглядом и заметив среди толпы бесконечно кроткого Страдальца, он строго и коротко спросил: «В чем вы обвиняете человека сего?» Вопрос этот озадачил их и показал им, что они должны быть готовы к нескрываемому противодействию их намерениям. Пилат, очевидно, желал судебного расследования, а они ожидали только простого позволения предать смерти, и притом не иудейским способом казни, а таким, который они считали наиболее ужасным и проклятым. «Если бы Он не был злодей, – неопределенно и дерзко отвечали они, – мы не предали бы Его тебе». Но Пилат, при своем чисто римском знании закона и чисто римском же презрении к их кровожадному фанатизму, не мог решиться на действие на основании такого совершенно неопределенного обвинения и дать свое правительственное утверждение их темному, беспорядочному решению. Он не хотел быть исполнителем в деле, в котором не был судьей. «Хорошо, – отвечал он с гордой презрительностью, – возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его». Но этим он только принудил их к унизительному признанию, что, будучи лишены права предавать кого-либо смертной казни, они не могут обойтись без римского прокуратора. Поэтому они должны были изложить перед ним обвинение, и тут-то Каиафа постарался придать политический характер всему делу, чтобы возбудить римского правителя против Узника. Они именно стали обвинять Его в том, что Он будто бы развращал народ, запрещал платить подать кесарю и называл Себя царем. Все эти обвинения действительно были политического свойства, но сам внешний вид Христа, о котором Пилат, наверно, слышал и раньше, заставил его усомниться в истинности этих показаний, тем более что свидетели не подтверждали их. Пилат обратил особенное внимание на третье обвинение, и находя его совершенно противоречащим всей внешности Узника, захотел лично допросить Его и для этого увел Его внутрь претории. С удивлением взглянув на божественного Узника в Его страшном уничижении, Пилат спросил Его: «Ты царь иудейский?» Зная, что сам Пилат ничего не имел против Него, Христос кротко и с достоинством ответил, что царство Его не от мира сего, как это доказывается всей Его деятельностью и поведением Его учеников и последователей, которые за своего царя не восстают с оружием в руках. «И так Ты царь?» – еще с большим изумлением переспросил Пилат. Иисус отвечал: «Ты говоришь, что Я царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего». Последнее замечание окончательно убедило Пилата в том, что Узник отнюдь не мятежник обычного рода, а просто какой-нибудь совершенно безвредный мечтатель, который наподобие греческих философов всецело занят решением вопросов об истине и тому подобных возвышенных предметах, совершенно не касающихся римской власти. Поэтому, спросив иронически: «Что есть истина?», Пилат повернулся и, выйдя из претории, всенародно произнес свой оправдательный приговор: «Я никакой вины не нахожу в Нем».

Но это открытое оправдание ненавистного старейшинам Узника, для изловления которого потрачено было столько усилий и проведено столько бессонных ночей, только еще больше разъярило Его врагов. В ответ на оправдательный приговор Пилата они неистово закричали, что оправдывать такого человека невозможно, так как Он обманщик, «возмущает народ, уча по всей Иудее, начиная от Галилеи до сего места». Услышав, что Галилея была главным местом деятельности Иисуса, Пилат порешил отправить Его к местному правителю Ироду Антипе, находившемуся по случаю праздника также в Иерусалиме, надеясь сделать этим приятное честолюбивому царьку и вместе сбыть с рук весьма трудное дело. Ирод обрадовался этому случаю – повидать человека, которого ему уже давно хотелось видеть. Заинтересованный слухами о Его чудесах, он теперь обратился к Нему с расспросами о Его деятельности, предполагая, что Узник в угоду царьку может при нем же совершить какое-нибудь удивительное чудо. Но Христос, зная низкую натуру этого царька, которого Он уже раньше заклеймил позорным именем лисицы, «ничего не отвечал ему», и раздраженный Ирод передал Узника своей придворной черни на поругание и затем вновь отправил Его Пилату (что, между прочим, послужило средством примирения этих двух правителей, бывших перед тем во вражде между собой), заявив, впрочем, что ничего не нашел преступного в Узнике.

Отречение Петра

Поставленный в необходимость опять решать неприятное ему дело и желая как-нибудь спасти невинного, по его убеждению, человека, а также и поддержать достоинство своего первого оправдательного приговора, Пилат попытался обратиться к чувству сострадания и благородства народа. По установившемуся обычаю, римский правитель по случаю Пасхи освобождал какого-нибудь узника, по желанию и выбору народа. Зная, что все обвинение против Иисуса есть дело первосвященников и старейшин и что народ еще недавно обнаруживал восторженную привязанность к Христу, он предположил назначить для праздничного освобождения двух узников именно Христа и закоснелого разбойника и убийцу – Варавву, в надежде, что народ предпочтет Того, кого он еще недавно с восторгом приветствовал как сына Давидова. Но и этот план был расстроен коварством вождей, которые уже успели склонить народ на свою сторону, убедив его, что лучше простить Варавву, уже заявившего себя смелыми восстаниями против чужеземного ига, чем Иисуса, который, видимо, не способен был оправдать надежд на восстановление царства Давидова. Поэтому на вопрос Пилата, кого освободить им, чернь закричала: «Смерть Ему, а отпусти нам Варавву!» Пораженный таким неистовым озлоблением, Пилат хотел затянуть дело и спросил: «Чего же хотите, чтобы я сделал с царем иудейским?» Тогда впервые раздался неистовый крик: «Распни, распни Его!» Напрасно Пилат, пользуясь каждым затишьем в смятении, настаивал на своем, настаивал, правда, упорно, но с каждым моментом ослабевая все больше и больше. «Какое же зло сделал Он? – спрашивает опять Пилат. – Я ничего достойного смерти не нашел в Нем. И так, наказав Его, отпущу». Такое нерешительное противодействие было совершенно бесполезно. Оно только выдало иудеям внутренние опасения их прокуратора и практически все дело отдавало в их руки. Все сильнее и сильнее оглашали они воздух своими неистовыми отвратительными криками: «Смерть Ему! Распни, распни Его! отпусти нам Варавву». Когда происходило это страшное судбище, представлявшее собой борьбу римского правосудия с иудейским неистовством и изуверством, Пилат получил от своей жены Проклы извещение, что она видела страшный и многознаменательный сон об этом Праведнике и просила его быть крайне осторожным в Его деле. Тогда Пилат сделал поcледнюю попытку спасти божественного Узника. С целью хоть сколько-нибудь утолить кровожадность обвинителей, он подверг Его бичеванию, а затем, надеясь пробудить к Нему сострадание, он вывел Его опять к народу и, взывая к простому человеческому состраданию, сказал: «Се, человек». Но толпа превратилась в диких зверей, оглашавших воздух однообразным ревом: «Распни, распни Его». Пилат еще раз остановился в крайнем недоумении, что именно могло так ожесточить против Него народ. Он опять отвел Христа внутрь претории и вновь подверг личному допросу.