Георгий Митрофанов - Князь Евгений Николаевич Трубецкой – философ, богослов, христианин

Достаточная в пределах гносеологии формальная обоснованность этой отвлеченной схемы, характеризующей безусловное всеединое сознание в его отношении к пространственно-временному бытию, не позволяет разрешать возникающих в рамках понерологии сомнений религиозно-нравственного характера. Как подчеркивает Е. Н. Трубецкой, «очень часто… учение о божественном предвидении само служит источником религиозных сомнений. – Как согласить его со свободой твари? Если все мои действия предвидены и предусмотрены раньше их совершения, – не значит ли это, что я в действительности лишен возможности самоопределения?» [157].

Важным условием преодоления подобных сомнений является, по мнению Е. Н. Трубецкого, строгое разграничение таких распространенных и нередко смешиваемых в обыденном религиозном сознании понятий как «предвидение» и «предопределение», употребляемых по отношению к Божественному Промыслу. В противоположность понятию «предопределение», в своей нравственной обезличенности, по существу, уничтожающему человеческую свободу, понятие «предвидение» рассматривается Е. Н. Трубецким как наиболее полно выражающее христианское понимание отношения промыслительной деятельности Творца и свободного развития тварного мира. «Моя свобода была бы нарушена в том случае, – пишет Е. Н. Трубецкой, – если бы божественное предвидение предопределяло мои действия, т. е. если бы оно было причиной. На самом деле мои действия, как и все вообще события во времени, совершаются вовсе не потому, что их предвидит Бог: наоборот Бог их видит потому, что они совершаются. – В сущности тут нет даже предвидения в точном смысле слова, а есть всеединое Божественное видение, которое простирается на все совершающееся во времени… Оно видит меня действующим, но самым фактом этого видения не определяет меня к действию…: ибо всеединое сознание видит мои действия как свободные, т. е. как зависящие от меня» [158].

Смешение понятий «предвидения» и «предопределения», как, впрочем, и некоторые другие распространенные заблуждения в понимании Божественного Промысла и его отношения к человеческой свободе коренятся, по мнению Е. Н. Трубецкого, в свойственной рационалистическому богословию тенденции воспринимать абсолютное сознание по аналогии с отвлеченно понимаемым человеческим сознанием. Связанная с потерей в антропоцентричной философской культуре Нового времени обостренного в святоотеческом богословии апофатического восприятия проявлений Божественной жизни, эта тенденция с неизбежностью усиливается в современной Е. Н. Трубецкому религиозной философии, стимулируя в ней свойственное еще средневековой западной схоластике стремление привносить характерные для человеческого сознания начала – даже его временность – во внутреннюю природу Божества. «Уподобляя божественное предвидение нашему человеческому предвидению, – отмечает Е. Н. Трубецкой, – мы мыслим его как некий временный акт, предшествующий нашим действиям во времени. Такое понимание божественного предвидения совершенно ложно. Это предвидение пребывает вне времени и, следовательно, не есть предшествующее временным рядам событие во времени, а сверхвременный акт, объемлющий их в себе» [159].

Ясное осознание сверхвременности божественного предвидения устраняет еще одно глубоко ошибочное, но достаточно распространенное в рационалистическом богословии представление о наличии причинной зависимости в отношениях между Творцом и творением, не оставляющее места для человеческой свободы и возлагающее на Божественный Промысл ответственность за результаты человеческого произвола. «Не будучи действием во времени, – подчеркивает Е. Н. Трубецкой, – всеединое сознание по тому самому не есть и причина во времени ; но оно не есть и сверхвременная причина моих поступков, ибо не в нем, а во мне – начало моих действий. Оно вообще стоит вне всяких причинных рядов: поэтому никакой коллизии между ним и нашей человеческой свободой нет и быть не может» [160].

Последовательно исключая из понимания Божественного Промысла черты психологического и гносеологического антропоморфизма, Е. Н. Трубецкой в то же время избегает соблазна истолковывать действие Божественного Промысла в духе религиозно безличного пантеистического детерминизма. В своей понерологии философ подчеркнуто переносит основную экзистенциальную ответственность за зло в творении на тварную человеческую свободу. При этом зло, проявляющееся в мире именно через эту тварную человеческую свободу, с самого начала определяется Е. Н. Трубецким как начало сверхчеловеческое, не сводимое и не выводимое из человеческой свободы как таковой. Зло в тварном мире, по мнению философа, обладает совершенно особым – по сравнению с человеческим – онтологическим статусом, ибо, «создавая свободную тварь, Бог тем самым допустил не только возможность зла, но и самую его действительность» [161]. Вопрос о действительности зла в творении, представляющийся Е. Н. Трубецкому основным вопросом христианской понерологии, формулируется в его творчестве в наиболее острой и, по отношению к христианской традиции, особенно трудно разрешимой форме вопроса о вечном существовании ада, в котором направленный против Бога произвол тварной свободы как будто достигает своего предельного онтологического утверждения.

«Если Бог есть Любовь, – пишет Е. Н. Трубецкой, – то ад кажется недопустимым, невозможным; если есть свобода самоопределения твари, то допущение возможности ада представляется, наоборот, логически необходимым … Ад выдвигается и сам себя заявляет как инстанция против христианства в его целом; в этом заключается ужасающая сила его искушения, ибо всей своей сущностью ад утверждает, что Бога нет » [162]. В непосредственной зависимости от столь высокой религиозно-мировоззренческой значимости вопроса о существовании ада находится стремление Е. Н. Трубецкого разрешить этот вопрос в связи с важнейшими принципами собственного онтологического учения, представляющего собой не только мировоззренческое средоточие его религиозной философии, но и призванного философски обосновать онтологическую природу всех возможных проявлений тварности, в том числе и ада.

Строгая христианская последовательность Е. Н. Трубецкого, глубоко созвучная основополагающему убеждению церковной традиции о невозможности какой бы то ни было жизни вне Бога, приводит мыслителя к выводу об онтологической безосновности ада. « Зло само в себе не субстанционально , – формулирует естественный религиозный вывод своей онтологии Е. Н. Трубецкой, – поэтому сфера вечной жизни, где все субстанционально, божественно непреходяще, ему недоступна… Жить в собственном смысле слова зло может лишь… за счет какого-нибудь другого существа, так или иначе причастного к вечной субстанциональной жизни Божества, но еще не утвердившегося в ней окончательно. Вся сила зла – во времени и только во времени…» [163].