Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

Однако, если Евангелие от Марка стало источником для трудов Матфея и Луки – каково значение двух последних Евангелий для изучения исторического Иисуса? Ульрих Луц и Крэйг Кинер, повествуя соответственно и о том, и о другом Евангелии, отвечают на этот вопрос, исследуя саму сущность текстов. Кинер задает ключевой вопрос: что именно писал Лука, каков жанр его сочинения, какие цели он излагает в предисловии? (Лк 1:1–4). И Кинер утверждает, что Лука, согласно его намерениям, стоит в ряду античных историков и биографов. Лука точен там, где мы вправе ждать точности, проблематичен там, где можно ожидать проблем, и верен духу своих источников – что очевидно из того, как он обращается к Евангелию от Марка.

Луц также уделяет внимание отношению Матфея к истории, сравнивая Евангелие от Матфея как с древней, так и с современной историографией. Матфей кажется совершенным противоречием: он так верен традиции, что включает в свое Евангелие почти весь текст Марка (и, по всей видимости, большую часть Q), но в то же время вольно создает вымышленные эпизоды (например, из материалов Марка и Q он творит совершенно новое повествование в Мф 7–8). В конце концов Луц уподобляет Матфея Гомеру и библейским историографам, повествующим о древних временах. Матфей – несомненно, историк. Но хотя такая оценка, быть может, противоречит эталонам исторической работы, принятым после Просвещения – и все еще действующим в «Исследовании Иисуса», – историография Матфея очень напоминает нам современные, постмодернистские [1117]представления об истории. Согласно выводу Луца, текст Матфея, ориентированный на традицию, – это серьезный источник для изучения исторического Иисуса. Более того, продолжает Луц: поскольку Матфей был иудеем и принадлежал к той же культурной парадигме, что и Иисус, его интерпретации, возможно, ближе к историческому Иисусу, чем это готовы признать исследователи-неевреи, наши современники. Он выдвигает новый критерий подлинности: образы Иисуса, соответствующие культуре и традициям иудеев, предпочтительнее тех, которые им противоречат.

Если синоптические Евангелия занимают в исследовании Иисуса почетное место, то Евангелие от Иоанна – в начале XIX века бывшее признанным источником для исторической реконструкции – в последние 150 лет по большей части оставалось в тени. Это «духовное Евангелие» [1118]вызывало особые критические подозрения в богословских Tendenzen. Однако в последнее время мнение специалистов изменилось, и теперь Евангелие от Иоанна признается вполне правомерным источником в «Исследовании Иисуса». Как считает Дуайт Муди Смит, критика редакций, сюжета и жанра указывает на то, что у Иоанна сохранены предания об историческом Иисусе. По-видимому, Иоанн сохранил предания независимо от синоптиков, а может быть, его Евангелие – совершенно независимый труд. И если Иоанн хотел создать жизнеописание Иисуса, ему незачем было обращаться к Евангелию от Марка: материала для биографий религиозных лидеров хватало в изобилии. Повествование Иоанна не вторично по отношению к Марку и, вполне возможно, представляет собой совершенно независимое предание, – быть может, особенно ценное в рассказе о Страстях. Более того, отношение Иисуса к иудаизму, изображенное в Четвертом Евангелии, вполне исторично [1119].

Однако ограничен ли этот иудейский фон четырьмя каноническими Евангелиями? Некоторые исследователи в поисках новых сведений об Иисусе обращаются к так называемым апокрифическим «Евангелиям». Самые известные, Евангелие Фомы и Евангелие Петра , сыграли немалую роль в ряде попыток воссоздания учения и смерти Иисуса. Крэйг Эванс рассматривает использование этих двух трудов, вместе с Тайным Евангелием от Марка и папирусом Эджертона, в современной науке, и приходит к выводу, что ни один из этих источников не имеет особой ценности для «Исследования Иисуса». Тайное Евангелие от Марка – «по всей видимости, современная подделка», что сразу выводит его из игры. Евангелие Фомы и папирус Эджертона, по мнению Эванса, «возникли во второй половине II века», а фрагмент «Ахмимского Евангелия», относимый к Евангелию Петра , о котором упоминал в начале III в. епископ Серапион, вполне возможно, написан еще на несколько столетий позже. Эванс согласен с тем, что неканонические «Евангелия» могут сообщить нам кое-что об Иисусе и что даже в позднейших источниках могут сохраняться ранние предания, однако он не верит, что эти четыре книги – столь важные для некоторых исследователей – по своему историческому значению сравнимы с четырьмя каноническими Евангелиями. Более того, Эванс обеспокоен методологией, которая, наряду со сверхкритичным отношением к древнейшим новозаветным источникам, готова без критики принимать источники поздние и сомнительные.

Аналогичным образом критикует поиск достоверных сведений об историческом Иисусе в гностических источниках и Фема Перкинс. На первом плане для нее – серьезные методологические трудности, ожидающие любого, кто попытается искать в этих поздних писаниях ранний и подлинный материал, ведь сами эти труды сложились в культуре и мировоззрении, отличных от культуры и мировоззрения древнего иудаизма, и, более того, дошли до нас лишь во фрагментах или в переводах. В сущности, как бы ни убеждали нас в обратном сенсационные фантазии, рожденные из одержимости гностической версией Марии Магдалины или рекламой Евангелия Иуды , само религиозное мировоззрение гностицизма «исключает какой бы то ни было “поиск исторического Иисуса” сразу и навсегда». Гностиков не интересовал исторический Иисус – их интересовали тайные учения о спасении. Иные исследователи не покладая рук стремятся доказать, что Евангелие Фомы содержит в себе подлинные речения, а Евангелие Петра – это ранние предания о Страстях; но Перкинс не считает убедительным ни то ни другое. Она подробно рассматривает и эти писания, и Евангелие Спасителя , и недавнюю сенсационную находку – Евангелие Иуды , и заключает, что никаких следов реального Иисуса I столетия в этих позднейших документах обнаружить невозможно.

Совершенно иной путь исследования древних источников об Иисусе – путь, известный с глубокой древности, по меньшей мере с ответа Оригена Цельсу в III в. и с истории Евсевия в начале IV в. – это изучение древних иудейских и римских историков, упоминавших об Иисусе. Кейси Элледж внимательно рассматривает и оценивает то, что говорят об Иисусе и Движении Иисуса в Палестине Иосиф Флавий, Тацит и Светоний. Элледж признает, что так называемое Флавиево свидетельство – слова Иосифа Флавия об Иисусе – в наше время повсеместно считается подлинным, за вычетом нескольких христологических дополнений. Возможно, Иосиф засвидетельствовал независимую от канонических Евангелий палестинскую традицию, признававшую Иисуса учителем и чудотворцем. Тацит – еще один независимый свидетель казни Иисуса при Пилате, а Светоний, помимо прочего, показывает, сколь разнообразные слухи об Иисусе ходили среди язычников начала II века. Упоминания об Иисусе у этих трех историков – сильный довод против теории, согласно которой Иисус – мифический персонаж и никогда не существовал в реальности. Если говорить на языке исторической методологии, то Иосиф Флавий и Тацит предлагают независимое свидетельство о жизни и смерти Иисуса. Более того, Иосиф указывает, что за смерть Иисуса ответственны Пилат и иудейская аристократия – тем самым и подтверждая, и поправляя сведения канонических Евангелий, поскольку его более нейтральный рассказ корректирует их полемическое описание.