Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

И Карлсон, и Джеффри пытаются понять мотивы Смита. Карлсон предполагает карьерную мотивацию, возможно, связанную с потерей университетской кафедры. Джеффри рассматривает возможный «церковный» сценарий. Браун гневно оспаривает эти предположения. Разумеется, именно эта часть дела навсегда останется для нас наиболее темной и неясной. Если не обнаружится письменное признание, мы никогда не узнаем, чего хотел добиться покойный профессор Смит, если, конечно, изготовитель подделки – он.

На мой взгляд, наиболее убедительное свидетельство неподлинности послания Климента из монастыря Мар-Саба – это тот «неудобный» факт, что в двух предыдущих своих публикациях Смит сам связывал воедино те же самые элементы, какие связаны в его «открытии» 1958 года. В диссертации, опубликованной в 1951 году, Смит пишет: 1) о тайных учениях; 2) о выражении «тайны Царства Божия» (Мк 4:11), и 3) о раввинистическом отрывке ( т. Хаг 2:1), посвященном запретному сексу. В исследовании, вышедшем в 1958 году, Смит возвращается к этим темам, на этот раз добавляя к ним 4) Климента Александрийского. И позже в том же году, среди старых книг и рукописей монастыря Мар-Саба посреди Иудейской пустыни, вдруг обнаруживает документ, в котором тоже сочетаются все четыре темы! Именно такие «совпадения» – когда первооткрыватель обладает знанием, характерным для открытого им текста, еще до того, как текст открыт, – и наводят критиков на мысль о подделке. Этот признак очевиден в случае профессора Коулмен-Нортона, который пошутил о том, что третий ряд зубов – признак проклятого, а десять лет спустя «открыл» текст, где говорилось то же самое. Пожалуй, очевиден он и в случае профессора Смита, который писал о тайнах и запретном сексе в учении Иисуса, а затем вдруг «нашел» текст со столь необычным сочетанием идей. Идею такой подделки и подробности фабрикации мог подсказать им обоим роман Джеймса Хантера, в котором фальсификаторы вшили в одну из редких книг из монастыря Мар-Саба, не внесенных в каталог, страницу поддельного греческого текста [1646].

Едва ли мы когда-нибудь полностью проясним эту странную историю. Споры, несомненно, будут продолжаться. Однако, на мой взгляд, серьезное научное исследование Евангелия от Марка и исторического Иисуса не может полагаться на «Климентово послание» из монастыря Мар-Саба.

Многие портреты и реконструкции исторического Иисуса, создаваемые учеными, сильно искажаются, поскольку их авторы опираются на поздние документы сомнительной исторической ценности. По иронии судьбы, пытаясь заглянуть «за рамки» новозаветных Евангелий и отыскать истину, сокрытую под пластами преданий и богословских умозаключений, некоторые безоглядно полагаются на тексты, написанные на 60–100 лет позже новозаветных Евангелий. Поистине странный подход!

Два из четырех внеканонических Евангелий, о которых мы говорили в этой статье, появились во второй половине II в.: это Евангелие Фомы и Папирус Эджертона. Третье произведение, Ахмимский фрагмент, также невозможно датировать ранее чем серединой II в. – если, конечно, это и правда то самое Евангелие Петра , о котором в начале III в. упоминал архиепископ Серапион, однако в этом есть серьезнейшие сомнения. Ахмимский евангельский фрагмент вполне может быть частью неизвестного нам произведения из еще более поздней эпохи – не случайно для него характерны грубые неточности, а также невероятные и даже фантастические элементы. Во всяком случае, нет никаких оснований выводить из него некий гипотетический рассказ середины I в. о Страстях и воскресении, – рассказ, на который якобы опирались новозаветные Евангелия. Такая теория не выдержит ни малейшей критики.

Оставшийся документ – цитаты из Тайного Евангелия от Марка , включенные в потерянное и найденное послание Климента Александрийского – вполне может быть современной подделкой; и если это так, то он ничего не может предложить критической науке, исследующей происхождение христианства, исторического Иисуса и возникновение евангельской традиции. Однако и это произведение наряду с прочими используется в исследованиях исторического Иисуса и в изучении Евангелия от Марка, которое ученые уже более столетия считают древнейшим из трех синоптических Евангелий.

Откровенно говоря, столь вольное и легкое обращение ученых к внеканоническим Евангелиям вызывает недоумение и беспокойство. По контрасту со сверхкритичным отношением к новозаветным Евангелиям порой удивляет, что Евангелия внеканонические воспринимаются некоторыми вообще без критики. Трудно объяснить, почему ученые питают такое доверие к документам, в которых отражена обстановка, совершенно чуждая Палестине до 70 г. н. э., и в то же время присутствуют предания и тенденции, явно возникшие позже и в других местах.

Если учесть неопределенные происхождение и подлинность Ахмимского фрагмента, ценность его для евангельских исследований минимальна. А вот Евангелие Фомы и Папирус Эджертона 2 – это важные тексты, заслуживающие тщательного критического изучения. Возможно, они оба свидетельствуют о развитии евангельской традиции во II в., а также о ранних гармониях Евангелий, подобных тем, какие составляли Иустин Мученик и его ученик Татиан.

Однако эти тексты намного менее ценны как источники, если исследование касается исторического Иисуса или проблемы возникновения новозаветных Евангелий. И потому я призываю ученых-новозаветников и исследователей Иисуса в будущем быть более осторожными, меньше увлекаться гипотезами и спекуляциями и делать выводы на основе более строгой критики, основанной на доказательствах.

В научном сообществе идут бесконечные методологические споры о том, можно ли использовать неканонические, так называемые апокрифические или «гностические» Евангелия, для реконструкции исторического Иисуса. Поскольку многие из них дошли до нас лишь фрагментарно, в виде подборок цитат у более поздних авторов или позднейших переводов с греческих оригиналов на другие языки, хронологический и культурный разрыв между такими источниками и свидетельствами рубежа I–II вв. – времени составления канонических Евангелий – уводит большую часть неканонических Евангелий на периферию наших исследований. Тем специалистам, которые стремятся доказать, что использование иных евангельских традиций в реконструкции исторического Иисуса имеет под собой основу, приходится применять особые стратегии источниковедения и критики редакций, чтобы найти и выделить «археологический слой» I века в этих позднейших сочинениях. Наиболее известные примеры такого рода – это Евангелие Фомы, собрание речений, и рассказ о Страстях из Евангелия Петра , из которого Кроссан извлекает раннее «Евангелие креста» [1647]. Последняя реконструкция принята далеко не всеми, прежде всего из-за очевидной связи текста, дошедшего до нас в рукописи VIII в., с каноническими материалами [1648]. Первая в целом принята научным сообществом: логии из Евангелия Фомы регулярно рассматриваются в научных комментариях и публикуются в изданиях Евангелий с параллелями [1649]. Обратный перевод коптских логий на греческий включен в критическое издание Q [1650].