Ориген - Гомилии на Бытие

Таким образом, Ориген находит обоснование для любого иносказательного (как морального, так и прообразовательного, «типологического») толкования в самом Св. Писании, а своим учителем в аллегории он небеспочвенно называет апостола Павла. В то же время у нас есть все основания утверждать [36] См. нашу статью: Асмус М., диак. Ориген и его Гомилии на книгу Бытия. Тематические связи с источниками // Богословский сборник ПСТБИ № 12. М., 2003. С. 94–127. , что кроме новозаветных авторов Оригеном активно использовались и другие источники как для его теории трех смыслов, так и для его экзегетической практики.

Главным из этих «внешних» источников Оригена был основной представитель иудео-эллинизма Филон Александрийский, первый, кто последовательно провел аллегоризм в экзегезу Св. Писания [37] Предание рассказывает также об александрийском еврее Аристовуле, написавшем ок. 175 г. до Р. Х. для Птоломея VII Филометора «Ἐξηγήσεις» – аллегорическое истолкование Пятикнижия. . У него также имеется теория трех смыслов Писания: буквального, этического и физического (=метафизического). В свою очередь, Филон заимствовал аллегорию из философского, конкретнее – стоического обихода.

Аллегорическое толкование – непременное условие стоического отношения к тексту, и отношения, по сути, эстетического: Гомер не мог изобразить богов в неприличном виде, кроме как в порядке аллегории. Лаконично этот принцип выражен в анонимном трактате I в. «О возвышенном»:

«Хотя такое описание (имеется в виду битва богов) вызывает представление о чем-то сверхъестественном, все же оно, если не принять его за аллегорию, совершенно безбожно и неприлично» [38] О возвышенном. Пер., статьи и примеч. Н. А. Чистяковой. М., 1966. С. 19. .

Св. Писание как богодухновенное тем более не может содержать чего-либо непристойного или бесполезного. Это понуждает аллегорически истолковывать как приниженно-бытовую, так и нейтрально-информативную деталь повествования. Аристотелевское соотношение макрокосма и микрокосма добавляет еще внутреннее, нравственное приложение любому внешнему событию или состоянию. При этом, как отмечает А. Ф. Лосев, термин «аллегория» не отличался большой ясностью во всей античной литературе, пересыпанной аллегориями [39] Лосев А. Ф. Указ. соч. С. 106. . Действительно, в филоновское понятие аллегории часто попадают и символ, и метафора.

Филон во многом определил развитие христианской экзегезы, что отразилось во включении целых пассажей из его толкований в христианские экзегетические антологии – катены.

«Его влияние, – пишет французская издательница Синайской катены на Бытие и Исход Ф. Пети, – прямое или косвенное, сказывается на большинстве, если не сказать на всех древних Отцах. Его творения представляли единственный библейский комментарий, существовавший по-гречески в новозаветную эпоху, вследствие чего являвшийся единственным доступным источником для первых христианских экзегетов Св. Писания. Кстати, это принятие Филона христианами надолго отвернуло от него еврейских мыслителей» [40] Catenae Graecae in Genesim et in Exodum. 1. Catena Sinaitica. Turnhout, 1977. S. XV. .

Это экзегетическое направление (иудео-александрийская школа) было отвергнуто иудеями в том числе потому, что оно было во многом заимствовано христианами в их апологетической полемике и с язычниками, и с самими иудеями.

Непосредственно или опосредованно до Оригена доходили и раввинистические иудейские традиции, необычное мировоззрение которых почти что персонифицировало Премудрость Божию и богодарованную Тору. Так, например, первые слова Библии «В начале», давшие еврейское название книги Бытия – «Берешит», еще в раввинистической традиции толкуются не во временнóм, а в инструментальном смысле: в начале – то есть в Премудрости (Притч. 8, 22) [41] La Bible d’Alexandrie, I. La Genése. Paris, 1986. Р. 86. . Эту же мысль, но с новозаветной окраской, подхватывает Климент Александрийский:

«Поскольку одно нерожденное – Вседержитель Бог, и одно прежде рожденное – чрез Которого все начало быть, и без Него ничто не начало быть (Ин. 1, 3), (“ибо поистине Бог один, Который сотворил начало всего”, – пишет Петр [42] Kerygma Petri. Fr. 2 // TU XI, 1. Р. 18. , разумея Перворожденного (πρωτóγονος) Сына и имея в виду именно слова: В начале сотворил Бог небо и землю), и Он всеми пророками называется Премудростью, то Он и есть Учитель всех рожденных, Советник Бога, предуведавшего все” [43] Климент Александрийский . Строматы VI, 7, 58. СПб., 2003. Греч. текст: с. 123–124. Перевод наш. .

Ориген также предпочитает инструментальное толкование «начала», аргументируя той же цитатой из Евангелия от Иоанна, но «πρωτóγονος» Климента заменяя более авторитетным «πρωτóτοκος» из послания ап. Павла, а цитату из апокрифа вовсе опуская:

« В начале сотворил Бог небо и землю (Быт. 1, 1). Что есть начало всего, как не Господь наш и Спаситель всех (I Тим. 4, 10) Иисус Христос, Первенец (πρωτóτοκος) всякой твари (Кол. 1, 15)? Значит, именно в этом начале, то есть в Слове Своем, Бог сотворил небо и землю, как и Евангелист Иоанн говорит в начале своего Евангелия: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть (Ин. 1, 1–3). Следовательно, Бытописатель здесь говорит не о каком-либо временнóм начале, но в начале – говорит – то есть в Спасителе, сотворены были небо и земля, и все что начало быть».

Вывод Оригена «в начале, то есть в Слове» напоминает также и толкование Филона: бестелесный мир был основан в Божественном Логосе [44] Филон Александрийский . О сотворении мира согласно Моисею 36 / Филон Александрийский . Толкования Ветхого Завета. М., 2000. С. 57. . Итак, в толковании только первых слов Бытия Ориген синтезировал данные из раввинистической традиции, воспринятые через посредство Климента, и от Филона.

Часто выступая против «иудейских басен» (например, Гом. на Бытие III, 6), Ориген, когда считает нужным, открыто апеллирует к сведениям из еврейских преданий, например при исчислении этажей ковчега (Гом. на Бытие ΙΙ, 1) и его истинных размеров, способных вместить все множество животных (ΙΙ, 2). Показательно, что эти сведения, приводимые Оригеном в буквальном толковании ковчега, только частично используются им в мистическом толковании (II, 3–5) и вовсе не фигурируют в нравственном (II, 6). В известной мере это свидетельствует о том, что Александрийца не очень сильно заботила внутренняя согласованность между разными смыслами Писания: они для него существуют как бы в разных измерениях [45] Здесь мы вынуждены оспорить главные положения исследования О. Е. Нестеровой: Allegoria pro typologia. Ориген и судьба иносказательных методов интерпретации Св. Писания в раннепатристическую эпоху. М., 2006. Автор исходит из строго логической последовательности, при которой признание в тексте иносказания влечет за собой отказ от его буквального понимания. Однако в экзегетической практике Оригена все три смысла Писания существуют вполне автономно, раскрывая различные сферы бытия, иногда даже не пересекающиеся друг с другом. .