Джеймс Данн - Единство и многообразие в Новом Завете Исследование природы первоначального христианства

В последующие сто лет исследователи Нового Завета сталкивались в основном с тремя альтернативами.

а) В последние десятилетия XIX в. самой популярной была такая альтернатива: отличать исторического Иисуса от Христа вероучения, предпочитая первого. Многие либеральные протестантские богословы отчаялись найти корни раннехристианской керигмы в служении Самого Иисуса и взялись за Евангелие Иисуса — Евангелие, где Сам Иисус играл роль иную, чем та, что приписывала Ему послепасхальная вера, где самосознание Иисуса было куда менее возвышенным, чем в описании четвертого Евангелия. Другими словами, они имели в виду Евангелие, где Иисус был первым человеком, провозгласившим идеалы, чью непреходящую ценность признал (наконец) XIX век, и жил в соответствии с ними. В такой христологии Христос был великим образцом для подражания — по сути первым христианином [370] Знаменитое изложение либерального христианства, What is Christianity? А. Гарнака (Α. Harnack; 1900, англ. изд. 1901, переизд, Вена, 1958), может быть сведено здесь к двум знаменитым фразам: «Благовестие, возвещенное Иисусом, говорит лишь об Отце, никак не о Сыне» и «Настоящая вера в Иисуса заключается не в ортодоксальности верования, но в подражании Его делам» (лекция 8 и резюме). . Эту альтернативу до сих пор поддерживают те, кто желает представить Иисуса первым революционером, примером для общего подражания, образцом мирянина и т. д.

б) Второй альтернативой является попытка стереть различие между Евангелием Иисуса и керигмой Павла. Один из способов сделать это таков: надо объявить, что мы можем говорить лишь о керигматическом Христе, а выяснять, был ли исторический Иисус, невозможно и незачем. По сути именно этот взгляд отстаивал в конце XIX в. Мартин Келер (Kahler) [371] М. Kahler, The So‑called Historical Jesus and the Historic Biblical Christ, 1892, англ. пер.: ed., С. Ε. Braaten, Fortress 1964. . Его аргументы оказали серьезное влияние на все библейское богословское движение, преобладавшее в первой половине XX в. Фактически это была попытка возродить традиционную христологию на более прочной богословской и экзегетической основе. Есть и другой, не оригинальный, но все же отличный путь: истолковать керигму (керигмы) ранней церкви (церквей) таким образом, чтобы центральное положение в ней (в них) Христа было демифологизировано. То есть роль, отводимая Христу, становится исторически и культурно обусловленным выражением какой‑то другой вести: например, возможность аутентичного существования — вести, которую считают демифологизированной вестью исторического Иисуса. Другими словами, христианская керигма превращается в несколько неопределенно–общее учение, где проповедь об Иисусе и (или) Иисуса, в конечном счете — историческая случайность. Что бы ни говорили, христологии Бультмана все время угрожает опасность пасть жертвой такого редукционизма [372] Ср., в частности, Braun, 'New Testament Christology' JThC, 5, 1968, pp. 89–127; также критику Бультмана (Bultmann) в работе: S. M. Ogden, Christ without Myth, Harper 1961, p. 76–94. .

в) Третья альтернатива: попытаться вскрыть или проследить какую‑то связь или связи между учением Иисуса и керигмой о Христе. Здесь присутствует убежденность в том, что сегодня можно восстановить большую часть учения исторического Иисуса со всеми его характерными особенностями и акцентами. Прилагаются усилия выяснить, могут ли упомянутые особенности объяснить какие‑то характерные христологические черты ранней керигмы. Исследование в основном касается Евангелия. Так происходит последние примерно 30 лет. Причем исследователи сосредоточивались главным образом на двух гранях учения Иисуса: акценте на устремленность в будущее и элементе осуществленной эсхатологии. Оба эти момента могут быть интерпретированы как подразумеваемые права на мессианское или эсхатологическое предназначение, что позволяет нам по крайней мере увидеть какую‑то связь между христоцентричной керигмой раннего христианства и проповедью Самого Иисуса.

С одной стороны, некоторые видели в возвещении Иисусом грядущего Царства утверждение того, что наступление Царства в некотором смысле зависит от Его проповеди или явится оправданием Его миссии — то ли потому, что Он считал Себя Илией последнего времени, предтечей божественного вмешательства [373] Ср.: J. А. Т. Robinson, 'Elijah, John and Jesus', NTS, 4, 1957–1958, pp. 263–281, перепечатано: в Twelwe New Testament Studies, SCM Press 1962, p. 28–52; см. также J. Becker, 'Das Gottesbild Jesu und die älteste Auslegung von Ostern', JCHT, pp. 105–126. , то ли потому, что верил, что Сын Человеческий (отличная от Него небесная фигура) будет судить людей, ссылаясь на Его миссию и весть (особенно Лк 12:8–9, Мк 8:38) [374] См. особо Tödt, Son of Man, и F. Hahn, The Titles of Jesus in Christology, 1963, англ. пер.: Lutterworth 1969. pp. 28–34. ; или потому, что в более общем смысле Его дело имело целью и оставалось открытым для эсхатологического подтверждения Его притязаний — надежда, с которой Он пошел на смерть и которая нашла ответ в Его воскресении [375] U. Wilckens, 'The Understanding of Revelation within the History of Primitive Christianity', Revelation as History, ed., W. Pannenberg, 1961, англ. пер.: Macmillan 1968, pp. 57–121; W. Pannenberg, Jesus God and Man, 1964, англ. пер.: SCM Press 1968, pp. 53–66; cp. N. A. Dahl, 'The Problem of the Historical Jesus' (1962), The Crucified Messiah and other essays, англ. пер.: Augsburg 1974: «То ли события Пасхи и Пятидесятницы только предваряли осуществление эсхатологического обещания Иисуса, то ли это обещание в самой своей сути осталось невыполненным» (р. 83). См. также: С. К. Barrett, Jesus and the Gospel Tradition, SPCK 1967, гл. 3; A. Strobel, Kerigma und Apokaliptik, Göttingen 1967. . Это последнее предположение особенно дает возможность исключительно прямой и реальной преемственности между возвещением Иисусом Царства и послепасхальной проповедью о воскресении Христа. Более тщательно мы его рассмотрим ниже.

С другой стороны, некоторые утверждали, что проповедь Иисуса о наступлении Царства подразумевала скрытое утверждение Своего мессианского достоинства, поскольку, возвещая, что эсхатологическая "смена веков" уже происходит, Он фактически заявлял, что она происходит именно во время Его служения и благодаря Его служению, или что это служение и даже Он Сам являются знамением того, что уже близко [376] Впервые это положение выдвинуто Кеземаном (Е. Käsemann, 'Problem', ENTT, особенно pp. 42–43; а также: G. Bornkamm, Jesus of Nazareth, 1956, англ. пер.: Hodder & Stoughton 1960, в частности pp. 67–69. Из более поздних работ см.: Р. Stuhlmacher, 'Jesus als Versöhner', JCHT, pp. 95–97. Не стоит забывать раннюю формулировку Бультмана (R. Bultmann, 'The Significance of the Historical Jesus for the Theology of Paul' (1929), Faith and Understanding, англ. пер.: SCM Press 1969, pp. 237–238): «Призыв к такой интерпретации Своей личности, как в Лк 12: 8–12, подразумевает христологию». . Важную вариацию этого воззрения мы встречаем у Марксена (W. Marxsen). Он желает ослабить христологический разрыв между допасхальной проповедью Иисуса и послепасхальной проповедью об Иисусе: Того, Кто проповедует, и Того, о Ком проповедуют, разделяет не Пасха, а "появление верующих, которые проповедуют слова и дела Иисуса"; преемственность между учением Иисуса и керигмой первых христиан состоит в том, что уже до Пасхи некоторые были обращены Иисусом и возвещали слова и дела Иисуса, тем самым проповедуя самого Иисуса [377] W. Marxsen, The Beginnings of Christology, англ. пер.: Fortress 1969, особенно ch. 5; также 'Die urchristlichen Kerygmata und das Ereignis Jesus von Nazareth', ZTK, 73, 1976, pp. 42–64; см. также H. Schürmann, 'Die vorösterlichen Anfänge der Logientradition', Der Historische Jesus und der kerigmatische Christus: Beiträge zum Christusverständnis im Forschung und Verkündigung, ed. H. Ristow и Κ. Matthiae, Berlin 1961, pp. 362–368; J. Ernst, Anfange der Christologie, Stuttgarter Bibelstudien 57, 1972, pp. 125–161. . Другими словами, Иисуса–проповедника и Иисуса проповедуемого соединяет Иисус, проповедуемый как проповедник. Этот тезис можно выразить более обобщенно: Иисус так проповедовал Бога, что Его слушатели знали, что в Самом Иисусе находит выражение Бог [378] Ср.: G. Ebeling, Theology and Proclamation, 1962, англ. пер.: Collins 1966, p. 79; E. Jungel, Paulus und Jesus Tübingen. 3–е изд. 1967, pp. 280–283. .