Фридрих Георг Юнгер - Совершенство техники

Почему бы не оставить его и дальше запутываться в своих сетях, если в нем так сильна склонность к механической зависимости? Зачем нашептывать ему заветное слово «свобода», если на взгляд всех функционеров технического коллектива в этой свободе нет ничего хорошего? Ведь если бы какой-нибудь суперхирург изловчился удалить ее из человеческого организма, то человек стал бы на диво хорошо функционировать. Свобода, по мнению функционеров, это всего лишь иллюзия, лукавая выдумка, которой пользовались для своих целей те, кто держал в своих руках средства производства. Функционер технического коллектива точно так же держит в своих руках средства производства, но он говорит уже не о свободе, а о производстве. Для коллектива, стремящегося к установлению механического равенства, свобода совершенно излишняя вещь, в которой для него нет никакого проку. Зачем же, спрашивается, отменять рабство, существующее с согласия самих рабов, причем зачастую они выражают это согласие с величайшим воодушевлением! Эти возражения не лишены основания, так как я никого не могу принудить к свободе. Свобода — вещь, которую я должен создать. Но здесь эта аргументация неуместна, поскольку эта книга, с одной стороны, задумана не как рабочая инструкция для функционеров коллектива, а с другой стороны, не предназначена для тех людей, которые по доброй воле отказываются от свободы. С их стороны, вероятно, будут выдвинуты именно эти аргументы.

Больное место коллектива образуется там, где требования аппаратуры выступают в качестве регулятора человеческого труда. Превращение человека в рабочую скотину, в убойный скот, существование лагерей, в которые сгоняют всех неугодных или необходимых для определенных целей, появление все увеличивающейся армии подневольных работников и бюрократии, предназначенной для безжалостной эксплуатации, все более сильное влияние механической необходимости на все области человеческой жизни — все это неизбежные следствия становления и развития технического коллектива. Его символ — охраняемый часовыми и собаками концентрационный лагерь, окруженный сторожевыми башнями и колючей проволокой с электрическим током. Этот коллектив применяет против человека все более решительные меры, так как оказывается во все более сложном положении. В результате в коллективе начинают происходить те ужасные мерзости, начало которых мы уже видели: массовое скопление собранных на тесном пространстве узников подневольного труда, депортации, эвакуации, насильственное перемещение населения, аресты, убийства целых категорий неугодных лиц, производимые при помощи характерных для коллектива средств: газов, ядов и расстрела из автоматического оружия. В коллективе развивается механическая бесчувственность к страданию, человек коллектива приобретает способность полностью игнорировать эти страдания, он бюрократизирует смерть и превращает ее в механическую работу. Здесь мы можем встретить ученых и техников, которые проводят эксперименты на живых людях. Здесь созданы специальные человеческие живодерни. Коллектив старается скрывать их существование, однако это так же невозможно, как невозможно скрыть вонючий смрад — ветер все равно разносит его далеко вокруг.

Движение невозможно представить себе вне системы отсчета. Движение относительно и измеряется на основе системы. Блоха, сидящая на путешественнике, движется. Путешественник сидит, его передвижение осуществляется благодаря механическому средству передвижения, например благодаря поезду. Одновременно с этим земля вращается и, вращаясь, движется в сторону вращающейся системы, которая, как полагают ученые, только что взорвалась и превратилась в осколки. Все эти движения, представляющие собой частный случай движения (так как в действительности существуют только частные случаи движения), происходят не только где-то в пределах нашей или чужой галактики, расстояние до которой исчисляется астрономическими величинами, но одновременно и в человеческой голове. Такая картина мира замечательно подходит для техники, занимающейся взрывоопасными процессами огромной мощности. Это соответствие между ними выражено настолько ярко, что, основываясь на нем, можно сделать определенные гипотетические выводы. Голова ученого, оперирующего такими величинами, как световой год, не увеличилась от этого в пространственном отношении. Да и с чего бы ей было увеличиваться? Не увеличился и «мир», расширение пространства произошло только в представлении ученого. Это расширение происходит с такой скоростью, что его можно образно представить себе в виде взрыва. Любое движение с точки зрения субъекта может быть представлено в виде взрыва, каждое перемещение тела или материальной точки из одного места пространства в другое я могу образно воспринимать как взрыв. Даже распускающуюся почку я могу уподобить взрывающейся гранате. Ни формулы кинематики, ни Ньютоновы axiomata motus {212}не могут мне в этом воспрепятствовать, так как об абсолютном движении я не имею никакого понятия.

Однако для нас горизонты науки уже не представляются чем-то необозримым. Они необозримы только для тех ученых голов, которые окопались в своей области настолько, что не могут выйти за рамки специальных методов. Физика, химия, биология, социология и психология развиваются одинаковым путем, они умножают число закономерностей. Понятие природы предполагает ее зависимость от законов природы. Конструируя эту зависимость, мышление попадает в зависимость от созданных им самим закономерностей. По мере своего превращения в технику наука создает не только те или иные виды аппаратуры, но вместе с тем и механические методы контроля. Развитие технического коллектива означает создание все новых методов механического контроля. При помощи этих методов коллектив осуществляет математически точный контроль над человеком. Человек подвергается всеобъемлющему тестированию. В тестах прогнозируется даже будущее живущих в коллективе людей. Почему методы тестирования дают надежные результаты, почему добытые с их помощью данные оказываются все более точными? Потому что человек, все более подчиняемый аппаратуре и организации, оказывается все более прогнозируемым в своем поведении. Если бы он стал еще более прогнозируемым, то можно было бы обойтись и без тестов, потому что в условиях тестов, выборов, голосований и плебисцитов поведение человека еще колеблется в пределах различных возможностей. Там же, где все заранее предопределено механическими силами, свобода выбора исчезает вообще и вместо нее остается только безвольное функционирование. Для выполнения функций мне уже не нужны никакие методы тестирования. Впрочем, и тесты квалифицируют человека как коллективное существо, они заранее математически рассчитывают его будущее поведение. Тесты съедают последние остатки будущего, которое дано человеку. Они авансом потребляют его возможности, делая это с серьезным выражением ученого мужа, решающего поставленный вопрос. Однако вмешательство заключается уже в самой постановке вопроса; человек оказывается у меня в руках благодаря тому, как поставлен вопрос. Человек этого не знает, он с готовностью дает ответ, из чего можно заключить, что, подвергаясь эксплуатации, он ее одобряет. Предлагаемая ему анкета, эти тесты, требующие ответа да/нет (yes-or-no-tests), или тесты, в которых нужно выбрать верные и неверные ответы (true-or-false-tests), превращают его в единицу уравнения, объект потребления, точно так же, как это делает счетная машина. Хорошо разработанная американская система опроса общественного мнения выросла из опыта технической рекламы. Деятельность центров по изучению общественного мнения, вопреки мнению наивных людей, не ограничивается одной только регистрацией состояния общественных настроений и мнений, в действительности она представляет собой механический метод управления коллективной волей, подчиняющей ее генеральной линии коллектива.