Фридрих Георг Юнгер - Совершенство техники

Мы постоянно убеждаемся, что техника в наше время сохраняет свою целостность. Она создала новую, рациональную организацию труда. В основе работы этой организации лежит механический автоматизм, характерный для совершенной техники. Техника представляет собой изменяющую, преобразующую, разрушающую силу. Она сохраняет свою целостность не потому, что содержит элементы нового порядка, а потому, что представляет собой самый мощный элемент разрушения старого порядка, сглаживания существующих различий, кардинального нивелирования. Таков характер ее воздействия, определяющийся — говоря словами Платона — стремлением к арифметическому, то есть механическому уравниванию.

Так как все механическое подчиняет себе стихийные силы, то можно с полной уверенностью сделать вывод, что достигшая совершенства техника предоставит в распоряжение человека громадные стихийные силы. И здесь мы подходим к вопросу о границах технического прогресса, о пределах, которые ему поставлены. Ведь можно с полной уверенностью сказать, что в конце концов человек в своей борьбе за власть воспользуется этими насильственно укрощенными силами для решительного действия. И тогда огромные силы, которые он приобрел в результате хищнической эксплуатации природы, обратят против него самого свою разрушительную энергию. Человек пробудил духов стихий и навлек на себя их месть. Против него с неприкрытой враждебностью ополчилось гигантское скопление стихийных сил, управляемое механикой; в этом состоит тот регресс, объем которого прямо пропорционален объему продолжающегося технического прогресса. По мере того как нам все очевиднее открываются находящиеся под угрозой уничтожения зоны — зоны массовых поселений и развитой технизации, — мы начинаем также понимать, в каком направлении действуют разрушительные процессы, видеть причины, которыми они вызываются. Только теперь со всей отчетливостью мы можем понять демонический характер происходящего. Мертвое время, которое человек поставил себе на службу, возомнив, что может распоряжаться им по своему усмотрению, душит его, связав по рукам и ногам. Оно посмеялось над рабочим, заперев его в клетку, которую рабочий сам построил, чтобы упрятать в нее время. В теории это время казалось бесконечным и безмерным, но когда оно вошло в конфликт с жизненным временем, в результате чего жизненное время оказалось в подчинении механического времени, наступил конец досугу и оказалось, что времени вообще не стало. Тут же съежилось и пространство, земля, прежде необозримая, стала мала и тесна для человека. Механическое мышление вообще не щадит мертвых, подвергая беспощадному насилию все, что считает мертвым. Если бы вселенной и впрямь была свойственна та безжизненная покорность, которая ей приписывается, то совершенное развитие техники было бы безопасной затеей. Но поскольку рядом с неживым всегда существует живое, поскольку смерть никогда не встречается отдельно от жизни, так как одно без другого лишено смысла и по отдельности немыслимо, то все механическое режет глубоко по живому. Куда бы оно ни внедрило свою аппаратуру и организацию, везде оно невольно организует и сопротивление, поднимающееся против его насилия, и это сопротивление бьет по человеку, срабатывая с силой и точностью юридического предписания, с четкостью часового механизма, отмеривающего мертвое время. Как гласит поверье, обычное состояние демонов — сон, для того чтобы они начали действовать, их нужно сперва разбудить, проникнуть в их сферу. Сегодня уже не приходится сомневаться в том, что они вполне пробудились.

Из-за этого страх перед разрушением затемняет разум человека. Он чувствует это разрушение нервами, которые приобрели повышенную чувствительность (обстоятельство, также связанное с совершенством, достигнутым в определенных областях техники). Человек вздрагивает от малейшего шума, он живет в предчувствии катастрофы. Ведь когда мысль становится беспомощна, она начинает кружить на одном месте, концентрироваться на катастрофе. Катастрофа — это событие, которое начинает занимать человеческий ум, когда тот перестает видеть выход, и тогда человек, вместо того чтобы пользоваться своими способностями, погружается в свои страхи. Потому-то сейчас повсюду то и дело появляются новые сторонники различных теорий катастроф. Они ссылаются на учения о мировых эрах и периодах, они строят теории катаклизмов и пугают нас, что луна свалится на землю, они провозглашают скорую гибель культуры и твердят, что следующая война всему положит конец. В действительности же никакой конец не наступает, просто их мысль зашла в тупик, и они, очертя голову, ринулись в бездну страха. Катастрофа — это воображаемое событие, которое беспомощный ум проецирует в будущее. Никто не спорит, что все мы смертны, и не надо быть пророком, чтобы предвидеть в будущем крупные аварии и большие изменения. Между тем смерть может проявить свою власть только над жизнью! И в любые времена существовало точное количественное соответствие между разрушениями и числом объектов, созревших для гибели. А таковые еще никакими человеческими усилиями никогда не удавалось спасти.

Мы уже упоминали о том, что для представителя точных наук прогресс научного познания возможен только при наличии нерушимых закономерностей, из которых он исходит. Он утратил бы всякое доверие к эксперименту, если бы его нельзя было повторить бесконечное число раз, если бы на один и тот же вопрос не следовал неизменно один и тот же ответ. Познание движется вперед благодаря мертвому и неподвижному посреднику, и оно сопровождается старением науки; это познание развивается в сторону застывшей механики, которая однообразно повторяет все движения. Мир — машина, а человек — автомат. Машина, конструируемая техником, сделана по образу и подобию механического универсума, который, выступая в качестве machina machinarum, {99}приводит в движение все эти поршни, колеса, цепи, ремни и поворотные круги, которыми обладает техническое устройство. Сопутствующее технике знание носит каузальный характер, его источником служат добытые человеком познания о каузально работающем механизме природных процессов. По мере распространения этого знания, опираясь на которое человек создает свои творения, все отчетливее проявляется лежащая в его основе механическая необходимость, так как технический прогресс по определению заканчивается, по его представлениям, совершенством механики, которая подчиняет человека этой необходимости. Мертвое время все расширяет свои владения. Жизнь ставится на службу повсеместно действующему автоматизму, который регулирует ее течение.

Науку можно сравнить с большим монастырем, в бесчисленных рабочих кельях которого обитают ученые мужчины. В основе науки лежат, разумеется, не религиозные правила общежития, приуготовляющие монахов к небесам. И ученые не связаны обетом безбрачия. И все же нельзя не заметить, что страсть истинного ученого несет в себе какие-то монашеские черты, что ей присуще что-то аскетическое, бесплодное. Мир, в котором живет ученый, — это мир сугубо мужской, где царит духовный патернализм. Всякое рациональное мышление, если рассмотреть его истоки, патерналистично, и это относится не только к науке, но и к технике. К тому же мы и сами желаем сохранения и укрепления духовного патернализма в том мире, в котором живем. В то же время научный рационализм во всех областях знания носит каузальный характер. Тот, кто не способен мыслить рационально и каузально, не может быть настоящим ученым. Поэтому женщины не участвуют в научной деятельности, это не их дело. В рабочих кельях науки может встретиться разве что «синий чулок» или бесполая пчела-работница, а если там и попадается женщина, то лишь как помощница мужчины. Однако в отличие от пчелиного улья рабочие пчелки представлены здесь не в большинстве, а только в виде исключения. Здесь также действует правило «mulier taceat in ecclesia». {100}Никакая матриархальность не допускается в науку, и не случайно, так как если бы она туда проникла, то разрушила бы всю научность, сломив засилье рационального мышления. У истоков новых наук никогда не стояла женщина, нет женщин-изобретателей и не женщинами создана техника. Женщины не относятся к виду homo faber, {101}к которому принадлежат техники. Из женщин не получается и механиков — для обслуживающего персонала техники нужен другой материал. Технический прогресс, способствующий женской эмансипации, чтобы сделать из них работниц, включенных в организацию труда, не только лишает их власти, но ущемляет в том, что составляет их предназначение. При виде женщин, выполняющих какую-то работу, связанную с техникой, всегда поражаешься. Недаром Лоренс говорит, что отправляясь к машинам, ты покидаешь женщин. Да и что делать женщинам рядом с машинами? Их сила совсем в другом. Одного взгляда на машины достаточно, чтобы увидеть, что тут перед нами мертвая сторона существования, принадлежащая стерильной, бесплодной механике, безжизненный мир автоматов. Машина — не глиняный голем, которого можно оживить магическими заклинаниями, не гомункул, наделенный умственной жизнью. Она — мертвый автомат, неустанно осуществляющий один и тот же однообразный рабочий процесс. Она так рациональна, как только может быть рационален механизм, и механическая точность ее работы требует такого механически точного в своей работе рассудка, какой описывается в следующих исполненных горечи строках Бодлера, которые можно отнести к техникам: