История авиации 2001 01

Но противник тоже был не лыком шит. Пробить бреши в обороне частей и соединений 11-й немецкой армии, которой командовал генерал Эрих фон Манштейн, советским войскам не удалось. Умело комбинируя удары авиации с контратаками ограниченными силами немцы удержались на перешейке и о снятии блокады Севастополя, как впрочем, и о скором освобождении всего Крыма пришлось забыть. Более того, подтянув 22-ю танковую дивизию и перебросив в Крым дополнительные силы авиации (в частности, знаменитый 8-й авиакорпус пикирующих бомбардировщиков генерала Вольфрама фон Рихтгофена и закаленную в боях IV/JG51 гауптмана Гейнца Бэра), немцы смогли сами перейти в решительное наступление. Вскоре самолеты Люфтваффе вновь господствовали в небе, так как немецкие истребительные группы к этому времени были полностью перевооружены мощными Bf109F-4, обладавшими безусловным превосходством над всеми советскими истребителями того времени. Результаты не замедлили сказаться: советская авиация понесла тяжелые потери. В частности, в трех авиаполках 27-й ИАД, штабу которой был оперативно подчинен 265-й ИАП, к началу мая 1942 г. оставалось всего 38 истребителей…

Ожесточенные бои в небе и на земле велись с раннего утра и до позднего вечера. Но если летчики могли вздремнуть между вылетами, то механики не закрывали глаза по несколько суток днем готовя истребители, а ночами ремонтировали их, чтобы утром залатанные «ишачки» снова могли подняться в крымское небо. Понятно, что внимание в этих условиях нередко притуплялось, что приводило порой к невероятным инцидентам, один из которых и произошел с Михаилом.

К этому времени он уже стал ведущим пары и пересел на пушечный И-16 тип 27. Вернувшись из очередного полета, он зарулил на стоянку, где механики и оружейники тут же начали готовить машину к повторному вылету. Едва выбравшись из кабины, он тут же начал докладывать комэску о проведенном бое, в ходе которого сбил одного «мессера». Тем временем, оружейники открыли крыльевые крышки патронных ящиков 20-мм пушек и, набив ленту, начали укладывать ее, предварительно вставив в приемник ШВАКа. Находившийся в это время в кабине моторист проверял мотор работающий на холостых оборотах и непонятно как зацепил гашетку… Раздался залп. С головы Михаила, стоявшего у самого обреза крыльевого ствола, буквально сбило летный шлем и на время оглушило. В таких случаях обычно говорят «родился в рубашке».

Вспомнить об этом Михаилу Кибкалову пришлось еще раз 15 июля 1942 г. над Кубанью, где сражался 265-й ИАП после трагической сдачи Керчи. В тот день он в составе четверки сопровождал группу Ил-2, наносивших удар по заправлявшимся немецким танкам. Штурмовиков было мало, а подобные цели всегда имели приличное зенитное прикрытие и Михаил, не удержавшись, решил помочь штурмовикам, тем более, что по огневой мощи его пушечный И-16 не уступал «горбатому». Стремительно пикируя сквозь огненные трассы и разрывы, маленький тупорылый «ястребок» начал обстреливать стоявшие на открытых грузовиках расчеты 20-мм «фирлингов». С небольшой высоты было хорошо видно, как трассы пуль и снарядов сбивают с платформ немецких зенитчиков как кегли, одновременно корежа и поджигая автомашины. До земли остается несколько метров… пора набирать высоту. Ручку на себя и набравший высокую скорость истребитель устремляется вверх. Переломив траекторию переворотом через крыло, пилот снова пикирует. Но теперь немецкие зенитчики встречают И-16 сосредоточенным огнем. Тем временем «Илы» выполняют последний заход и пожаться на обратный курс.

Внезапно самолет несколько раз вздрагивает. «Попали, гады… Все-таки попали…», – мелькает мысль. Мотор, к счастью, еще тянет и, выходя с пологим снижением из пикирования, Михаил поворачивает к линии фронта. Немецких истребителей рядом нет, а вспухающие рядом зенитные разрывы быстро редеют и вскоре обстрел прекращается. И все же положение трудное: самолет горит, а внизу немцы…

Он тянул сколько мог. В кабину откуда-то снизу вскоре прорвался удушливый дым, а затем и пламя. Взгляд на указатель скорости: 170 км/ч… Еще три-четыре минуты и будет линия фронта, но пламя нестерпимо горячее… Черт побери, как медленно бежит секундная стрелка по циферблату… Наконец, все, можно прыгать…

…Пехота занимавшая позиции внизу видела, как рядом с появившимся с запада одиноким горящим И-16 в синеве неба вспыхнул ослепительно белый парашютный купол. Ветер понес его на восток, но вскоре стало ясно, что приземлится он на «нейтралку». С немецкой стороны по спускавшемуся пилоту поначалу ударили пулеметы, но затем «фрицы», видимо, решили, что летчика удастся взять в плен и огонь прекратили, начав готовить группу захвата.

Среди советских пехотинцев тоже царило оживление. «Не выдавай «летуна», славяне!..», неслось по траншеям. Отшвыривая самокрутки и оставляя котелки с недоеденным борщом, солдаты, подхватывая оружие, накапливались в передовом окопе. С батальонного НП уже корректировали заградительный огонь минометов, который должен был отсеч немцев.

…Удар о землю был довольно жесткий и в глазах потемнело от боли. Михаил упал набок и попытался расстегнуть лямки привязной системы. Новый приступ боли замутил сознание и тут только он понял, как сильно обгорели руки. Сжав зубы он все-таки расстегнул карабины, но вытащить из кобуры ТТ, сил уже не хватило. Сознание меркло, и словно сквозь ватную пелену до него долетали звуки разгоравшегося вокруг боя. «Браток, давай сюда», – услышал он призыв сквозь треск автоматных очередей и разрывы мин. Группа пехотинцев уже рядом, но ползти он не мог, и тогда, уложив летчика на плащ-палатку, бойцы поволокли его к своим окопам, откуда вскоре отправили летчика в медсанбат.

Между тем, вернувшиеся из боевого вылета товарищи доложили, что самолет старшего сержанта Кибкалова был сбит над целью зенитным огнем, и в документах 265-го истребительного авиаполка появилась запись «не вернулся из боевого вылета, пропал без вести». Поскольку родители Михаила находились на оккупированной территории, то сообщить им об этом было невозможно.

Из полевого медсанбата Михаила отправили в глубокий тыл. Ожоги и пулевое ранение заживали медленно. Вдобавок, в госпиталях неважно кормили, а потому выздоровление затянулось до осени. Но даже после того как раны затянулись медицинская комиссия признала состояние пилота неважным, а потому его отправили на краткосрочные командные курсы при Академии Жуковского, медкомиссия которой, после повторного обследования здоровья Михаила, определила его в так называемый «откормочный пункт». Это было что-то вроде дома отдыха, где в полном соответствии с его названием откармливали пилотов после скромных госпитальных норм.