Сергей Ишутин - Воспоминания случайного железнодорожника

"Обмыли" мы и получение "Аттестатов зрелости". Причем сделали это своеобразно. Как только завершилось вручение "Аттестатов" и почетный президиум удалился за кулисы, 10-й "Б", теперь уже бывший, оказался на сцене за занавесом. Стол президиума мгновенно был накрыт бутылками с шампанским, тарелками с конфетами, и под хлопки вылетающих пробок произносились последние прощальные слова одноклассников. Там на сцене нас и нашла теперь уже тоже бывший классный руководитель Тамара Григорьевна. "Я так и думала, что мой класс что-то учудит!"– так или примерно так приветствовала она своих выпускников, поднимая сосуд с шампанским за наше хорошее будущее. Потом был бал, потом ходили на реку, жгли костер.

Но меня там уже не было. Вечером, перед моим уходом на торжественный вечер отец спросил: "А как долго будет длиться ваш вечер?". Я ответил: "До утра". Тогда отец сказал: "Гуляй, сколько хочешь, но помни: в 5 часов подъем и идем на сенокос". Это на ту самую Гальдячку, до которой еще надо было пройти 18 км. Так что я лично с вечера ушел в 10 часов, потому что мне еще нужно было встретиться со своей подругой, с которой расстался в 12 часов ночи. Спать оставалось чуть больше 4-х часов.

Теперь пора рассказать о школьной любви. Несколько раз я уже задел это место. Наверное, эта любовь бывает у каждого, но у всех по-разному. Правда, я не знаю семей, которые могли бы сказать, что мы любим друг друга со школьных лет и живем счастливо уже несколько десятков лет. Но воспоминания у меня остались самые хорошие. Более полувека прошло с тех пор, но кажется, что ничего не забыл. Конечно, это была Любовь, даже с большой буквы. Звали ее Тамара, я ее звал Томой. Жила она на той же улице, на которой жил и я. Ее родители приехали жить на нашу улицу, когда нам обоим было по 12 лет. Она младше меня на полгода. У них дома была библиотека, уже за это я мог в нее влюбиться. Я любил читать, и она давала мне свои книги. А так как я, кроме этого, еще брал их и в библиотеках, то был для того возраста достаточно начитан. Следовательно, нам было о чем поговорить. Прибавим сюда, что в школе она была еще (как тогда принято было говорить) и круглой отличницей, то с ней было говорить и интересно, и опасно. Нельзя было "заливать", т.к. можно было сесть и в лужу. Училась она на класс ниже, т.к. родилась в конце декабря месяца. Понятно, чувства созревали постепенно. Но когда они появились, я их надежно спрятал. Во-первых, женихов я высмеивал многократно, поэтому они могли взять реванш. Во-вторых, можно было обжечься, т.к. я не знал ее отношения ко мне. Вернее, знал, что она ко мне хорошо относилась, но так хорошо она относилась ко многим.

Девчонки в этих вопросах разбираются лучше, они и решили нас свести. Первая попытка провалилась. А заключалась она в том, что одна из них сделала букет цветов, подала его мне и предложила подарить его Тамаре. От растерянности и от желания доказать, что они ошибаются в своих предположениях, я забросил эти цветы в огород. Затем они подключили к этому одного из моих друзей. Тот разведал в откровенном разговоре мое отношение к этой девушке, передал девчонкам, которые и довели дело до конца. Я должен был объясниться в любви обязательно в стихах. Подходящие стихи у них на этот случай были. Пришлось писать. Сейчас я их не помню, но там была такая строка: "Хочу узнать Вашу любовь!". Ответ я получил тоже письменный. Куплет запомнил на всю жизнь.

Ты хочешь знать, кого люблю я,

Его не трудно отгадать.

Будь повнимательней, читая,

Я не могу тебе сказать.

Сейчас, по истечению десятков и десятков лет, могу точно сказать, что ей я обязан многим, и, прежде всего, тем, что она научила меня смотреть на свои поступки со стороны. Это потом я где-то прочитаю, что обращаться с другими надо так, как ты хотел бы, чтобы обращались с тобой. А тогда она была строгим судьей и учителем. Ведь рос то я, прежде всего, на улице. Конечно, нельзя сбрасывать со счета влияние моей семьи и, особенно, матери. Было влияние и школы. И сильное. Но она за три года, которые мы встречались, а потом переписывались, оказало на меня в том возрасте решающее влияние. Я и после, когда мы уже порвали даже и переписку, часто смотрел на себя и свои поступки ее глазами.

Она была для меня очень чистой и святой. Обидеть её я не мог позволить ни себе, ни, тем более, кому-то другому. Достаточно сказать, что первый раз я поцеловал её через полтора года после объяснений в любви. У меня и сейчас о ней самые чистые воспоминания. О ней я в дальнейшем ещё буду говорить.

Чем еще памятны школьные годы? Вспоминаю такую деталь. Однажды с В. Корниенко после школы или даже на летних каникулах ходили купаться в бассейн. Бассейн – это место, где вода Хорской ТЭЦ после выполнения «своих обязанностей» по работе с турбинами (стало быть, это даже ещё пар), необходимых отопительных функций охлаждалась, чтобы вновь вернуться в котлы для нагрева. Замкнутый цикл. И это в 40-х годах прошлого века. Дико читать сейчас, что в городе Владивосток вода не возвращается в систему отопления, и она сбрасывается в море. Так вот, в этом бассейне вода всегда теплая, часто даже горячая. Бассейн большой, можно и понырять и поплавать. Там мы иногда и мылись.

Искупавшись в бассейне, мы с Вовкой пошли к его подруге, которая, как я уже упоминал, училась в параллельном классе. Звали её Альбина. Но, т.к. мать у неё была еврейка, то Володька, шутя, её мать звал Старая Сара, а Альбину – Молодая Сара. На стук в дверь вышел Алькин отец. Увидев нас, он громко сказал: «Аля, к тебе тут босяки пришли!» И только теперь мы сообразили, что мы и в бассейн, и к Альбине в гости пришли босиком. Брюки при этом до колен подворачивались. А ведь мы тогда уже были ученики 9 класса. Ходить босиком было не стыдно. Ну а то, что это еще и очень полезно для здоровья, я узнаю позже, когда уже буду семейным человеком, а жена моя будет работать врачом. К сожалению, тогда я уже ходить босиком не смогу. И не только потому, что стыдно, но еще и потому, что так ходить и больно. Нужна привычка и соответствующая кожа на подошве ног. А в те годы к концу лета я мог подошву ног прошить белыми нитками и показывать другим, какой я мужественный. Хотя боли при этом никакой не ощущал. Кожа на подошве толстая и мертвая, как у ботинка.

Как я стал железнодорожником.

Чтобы понять причины моего становления железнодорожником, я должен буду кое в чём повториться. Нужно вернуться в первый послевоенный год – 1946. Я уже писал, что в том году Советское Правительство приняло решение начинать обучение детей в школе с 7 лет. До этого года приём производился только с восьми. Таким образом, в том первом послевоенном году в первый класс пошли дети, которым исполнилось и 7 лет, и те, кому уже было 8. И вот эта двойная “высокая волна” в течение 10 лет прошла по всем школам Советского Союза.