В. Дудко - Крах наступательной стратегии ВМС США на ТОФ. Книга 2. На острие стратегий

Сразу после занятий, в коридоре я встретил командира дивизии кап. 1 ранга Гордеева И. И., он как бы невзначай поставил мне задачу на ближайшие два месяца чётко и вразумительно: «Что вы здесь озираетесь, как проверяющий на войне? Пойдите заберите вещи и отправляйтесь на 305-ю». Ну вот, вектор жизни определён, теперь ясно, чем же мы все-таки занимаемся. Полчаса назад я ещё собирался со своим расчётом в учебный центр. Начало боевой службы должно было сопровождаться повышенной активностью штаба и лихорадкой экипажа. Но так как лихорадка это было обычное состояние, то перед БС оно усиливалось штабом флотилии, – срочно и немедленно, а лучше ночью, иначе никто этой метаморфозы не заметит. Никто ещё не знал до конца, кто с кем и когда выходит на боевую службу, поэтому если с вечера объявляют: «Завтра – в поход!», то до обеда ты должен уже уйти в море. Чтобы прекратить нервозность, всем запрещают сход на берег и начинают отлавливать недостающих людей. К концу дня отсортируют своих от чужих и вперёд. Я в такой ситуации попал на переход в Приморье на чужой лодке старшим на завод вместо Паратунки (санатория на Камчатке). Только что вернувшись с боевой службы, случайно оказался в штабе флотилии и вместо санатория пошёл на переход на ПЛА 627А проекта, атомной лодки первого поколения, на которых начинал служить в 1971 году. Подвергнутый жестокой эксплуатации корабль, изношенный до жвака-галса, направлялся в ремонт.

Для подводника подобный переход был не редкость, но и не система. Мы вышли на рассвете. Лодка шла под обеими турбинами и одним реактором крутым бейдевиндом против напористого южного ветра, удерживая курс чуть ниже чистого зюйда. Лодка шла ровно в сторону открытого океана по серым волнам, а чёрный песчаный берег Камчатки медленно таял, превращаясь в тонкую линию, пока совсем не скрылся из виду. Во время этого плавания восточнее мыса Лопатка нас уже встретил настоящий штормовой ветер. Лодка по своим измотанным силам не могла даже погрузиться. В штабе посчитали, что, войдя в Охотское море, мы избежим шторма. У нас были не исправны запорные клапана подачи воздуха к дизелям и что-то ещё, о чём не говорили вслух. К утру, повернув на траверзе мыса Васильева право на борт, мы через Четвёртый Курильский пролив, резво направились в Охотское море. Печаль туманною грядою, оставив берегу тоску, вывела нас на максимальные ветра в районе Курильских островов со скоростью 25—30, местами до 40 м/с. Это были те самые усиления ветра между Четвертым Курильским проливом и о. Сахалин.

Его штормового величества ветра направление в центральной части Охотского моря зависело от вблизи идущего циклона, а так как положение циклона менялось, то и направление тоже менялось. Волны высотой 10 м и более наблюдаются в Охотском море крайне редко. И эта редкость опять досталось нашему командиру и экипажу. Наиболее жестокие штормы в южной части Охотского моря, как правило, с января по май, а в северных районах моря – с сентября по декабрь, но сегодня они все смешались и дули как могли.

Ветер зашёлся в ярости и посвежел. По-хорошему нужно было переждать, но завод ждать не мог, и мы поплелись сквозь неудачу. Время от времени гребни захлёстывали палубу, вода струилась у подветренных шпигатов, а затем уходила обратно в море. Заход ветра позволил нам изменить курс, и мы стали быстрее продвигаться к проливу Лаперуза. Уже сильно качало. Мы приготовили ужин, команда ужинала и пока мы переваривали пищу, наступила ночь. Ветер не унимался и изменился на встречный, был неблагоприятным, поэтому пришлось резко снизить ход. Заливало. В надводном положении спать вообще не приходится, нужно торчать на мостике, а тут мы шли сквозь целую флотилию рыболовных судов, время от времени наш курс пересекали пароходы, поэтому большую часть ночи мы сидели по готовности №1, несли бдительную вахту вдвоём с командиром. Ходовые огни были включены, но они располагались низко над водой и светили слабо. Чтобы лучше осветить себя я велел прикрепить к выдвижному устройству переноску и поднять её над лодкой. На этом проекте проблесковых огней не было. Ещё мы постоянно держали готовым сигнальный прожектор, у которого кроме белого, были ещё красный и зелёный цвета. Поэтому при появлении судна светили в его сторону светом бортового огня. Так прошла ночь. Минимум два раза мы так близко разошлись со встречным судном, что сказать: «Он испортил воздух» было очень мягко, ну совсем не выразительно.

На рассвете меня сменил помощник. Я никогда не разделял любовь поэтов к рассвету на море. Именно в это время даёт себя знать длинная, бессонная ночь. А тут ещё всё сыро и серо, мокро в штанах, заливает водой и очень хочется спать. На мостике подводной лодки, сидишь, как на табуретке посреди океана и спрятаться негде. А это была ещё хоть и поздняя, но зима. При сильном ветре и морозе под минус 20—25 градусов даже от брызг и мокрого ветра покрываешься ледяной сбруей, и чем дольше, тем толще сбруя. Спустился в центральный. Внешне сам напоминал краба, всё покрыто льдом и затекло. Посмотрел: давление падало. Ветер снова стал свежеть. Я сидел в кают-компании, не раздеваясь и пил чай. У нас было радио, и мы знали прогноза погоды, но обстановка сама по себе настораживала. Радовал меня только дальнейший поворот ветра, потому что потом мы могли форсировать Лаперуза одним курсом при попутном приливном течении.

После короткого дрёма поднялся на мостик. Лодка тяжело ныряла в волну и, отдуваясь, выныривала, заливая мостик водой. Надел пожарный пояс и застегнул карабин, привязался к корпусу подводной лодки, на случай если смоет. Если смоет, всё равно разобьёт о борт, зато труп не потеряют. Попутным курсом проследовал СРТ (Средний рыболовный траулер). Оттуда неслась забойная музыка и почему-то крики, или смех женщин. Видимо они уходили на путину. Какой-то шальной матрос, спьяну, или сдуру, а может быть служил раньше на лодках, поприветствовал нас флагом, и для большей убедительности пальнул зелёной ракетой в нашу сторону. Я не смог ответить на приветствие, из-за налетевшего шквала, меня волной накрыло с головой. Пришлось выныривать из-под пространства рубки, меня снесло под козырёк мостика на перископную тумбу и шарахнуло о пиллерс спиной так, что дышать не мог. Еле взобрался опять на мостик. Плавучая «Монако» – СРТ пронеслась мимо, оставляя в море бесшабашный след от безудержного веселья людей, которые знали, что им в течение 6 месяцев предстояла каторга, и они гуляли на все деньги, шли, даже не задраив иллюминаторы. Вынырнул из-под волны. Пришлось отдышаться, чтобы немного прийти в себя и опять занять место на мостике. В этом месте море не было покрыто льдом, температура воды соответствовала средней 0—2 градуса. Командир был в центральном посту, он вызвал старпома, а сам удалился спать. Чего вдвоём торчать на мосту посреди моря.