Авиация и Время 2016 № 01 (151)

Рискованность полетов, зависимость от совершенно непредвиденных случайностей порождали и суеверие, и разные приметы. Например, летчики не позволяли фотографировать себя перед полетом, боялись толкования снов и т. д. Не лишен был этого даже такой разумный и смелый человек, как Модрах. Вспоминаю, как на одном полете он спросил меня: "Как масло, радиатор?" (Следить за этим была обязанность наблюдателя). "Хорошо", — ответил я. Потом на аэродроме он говорил мне: "Уменя сегодня с утра было такое угнетенное состояние, как дурное предчувствие, и, спросив вас, я так надеялся, что вы найдете что-нибудь не в порядке и можно будет повернуть назад".

Интересный случай был с одним нашим пулеметом. Перед моим возвращением из Петербурга после лечения, мне прислали из отряда немецкий пулемет "Бергманн" на починку. Он не давал автоматической очереди, хотя казался исправным. Все специалисты, к кому я обращался, не знали, в чем дело, а пулемет был новый с датой 1912 года. Поехал я в Ораниенбаум в стрелковую школу, и там маленький пожилой мастер, осмотрев его, сказал: "Я знаю, в чем дело, здесь не хватает "ускорителя отдачи", через два дня приезжайте, будет готово".

И, действительно, пулемет стал работать исправно. Отправил я его в отряд, но, когда опять явился туда, мне сказали, что теперь он действует только автоматически, нельзя остановить. Стал я доискиваться причины и оказалось, что моторист при его чистке вставил "пробный" ускоритель не закаленной стали, а когда поставил настоящий, пулемет стал опять работать как следует...

Тимофей Кравцов (третий слева) среди авиаторов

Фотоаппарат в кабине аэроплана

Нагрудный знак 31 -го КАО

Перешли в Маневичи[11 Ныне поселок городского типа, районный центр Волынской области Украины. Это перебазирование было связано с началом Брусиловского прорыва, в ходе которого российские войска в конце июня 1916 г. заняли Маневичи.]. Австрийцы за ночь бросили свои позиции, и связь с ними была потеряна, нужна была спешная разведка. Полетели мы с Кравцовым с задачей найти неприятеля и бомбить все за такой-то линией. Я взял с собою четыре бомбы по 10 фунтов[ 1210 фунтов = 4,54 кг.], что тогда считалось даже много.

С трудом набрав высоту между густыми кучевыми облаками, мы долго шли по компасу над сплошной белой пеленой, проверяя свое местонахождение в случайные прорывы между облаками под нами. Наконец, я нашел интересующий меня район и на одной дороге сбросил бомбы на небольшую кавалерийскую часть. Облака не допускали хорошей разведки, и мы скоро повернули домой. Опять нужно было идти все время по компасу. Кравцов удивлялся, что я его изредка заставлял отклоняться влево, а он держал направление на дальнее облако, которое при боковом ветре все время отходило в сторону, и ему казалось, что мы идем по дуге. И, когда я ему сказал спускаться, он был очень удивлен, что наш аэродром оказался перед нами.

Надеждин был очень рад, что нам удалось хоть что-нибудь увидеть, а аппараты других отрядов вернулись ни с чем, и сейчас же поехал со мною в штаб для доклада. Случайно нас принял сам командующий армией генерал Леш[ 13Леш Леонид Вильгельмович (1862-1934) — генерал от инфантерии, командующий 3-й армией Западного и Юго-Западного фронтов, в составе которой в то время находился 31-й армейский корпус и 31-й КАО. Участник Белого движения на Юге России. Эмигрировал в Югославию.]. Он выслушал и сказал мне с иронической улыбкой: "Хорошо, но вы бомбили своих, наша кавалерия с разведкой была пущена этой ночью и, по моим расчетам, должна была быть в этом месте... Вы, конечно, не знали".

У меня упало сердце. Отчего же нам не дали знать? И в подавленном настроении я провел несколько дней, пока узнал, что все-таки эта конная часть была австрийская.

Полетели на разведку штабс-капитан Никольский[ 14Никольский Семен Дмитриевич (1892-?)—летчик-наблюдатель 22-го КАО, затем военный летчик 31 -го КАО. Начальник 31-го КАО в 1917 г., капитан. Во время гражданской войны служил в ВВС РККА, был начальником 19-го авиаотряда РККВВФ. Дальнейшая судьба неизвестна.] с новым наблюдателем поручиком Дмитриевым и не вернулись. Через день приехал наблюдатель один и рассказал, что их неожиданно над нашей территорией атаковал истребитель. Никольский сразу был тяжело ранен разрывной пулей в ногу, но все-таки спустился[ 15Это произошло 25 июня 1916 г. Согласно документам, "Вуазен" атаковали 8 неприятельских аэропланов.]. Позже он опять летал, хотя, не владея одной ногой, приспособил управление только для другой.

Железнодорожная станция Маневичи, где помещался штаб, была разгрузочной для нас. Немцы это знали и, почти ежедневно налетая целыми эскадрильями, два раза произвели пожары поездов со снарядами, причем бывали убитые и раненые. Мы наши палатки отодвинули в лес и хорошо замаскировали, а сами жили в ящиках от аэропланов.

3-го августа полетел я с Михайловым. Разведка была близкая, поэтому набрали высоту кругами над аэродромом. Далеко впереди я увидел три аэроплана, посмотрел в бинокль — немцы. А Михайлов показывает мне вправо — еще три-четыре, взглянул влево — еще группа.

Вижу, что на разведку лучше не идти, сбросив свои бомбы, они пойдут за нами, а иметь бой над их территорией — плохо. Спускаться стыдно, и я решил сделать то, что не удалось над Лунинцом: защищать станцию от бомбардировки. Меня интересовал лишь один вопрос, не сопровождает ли их истребитель? Тогда будет труднее.

Посмотрел вниз на аэродром, не поднимается ли еще кто- нибудь. Нет, стоял на старте один аппарат, и его заводят в палатку.

Говорю Михайлову: "На разведку не пойдем", — он крутит отрицательно головой. "Так будем защищать станцию". Утвердительный кивок. Вот почему я любил летать и с ним, и с Кравцовым, они безоговорочно исполняли, что я скажу.

"Слушай, держи на того, кого я покажу, и, как только я положу тебе руку на плечо, сейчас же поворачивай на станцию и жди моего знака".

У нас высота была около 1000 м, они были значительно выше. Вижу перед нами группу, указываю на переднего. Еще далеко, начинаю стрелять, выпуская по 2-3 патрона, их надо беречь, у меня только три обоймы по 47 патронов. Вижу, что немец постепенно поворачивает. Это было то, на что я и рассчитывал, т. к., сойдя с линии прицеливания, он уже не мог попасть в станцию, для этого ему понадобилось бы начинать сначала, сделав круг. Кладу руку на плечо Михайлову, и мы опять над станцией.