Авиация и космонавтика 1995 09

Экипаж 1-го корабля представлен к ценным подаркам.

Копия подписана: адъютант Фридланд.

7/11-22 г».

Укрытие для самолета — это гигантская палатка.

Еще в начале июня 1921 года был получен приказ Главвоздухфлота о переименовании Авиагруппы в Дивизион воздушных кораблей «Илья Муромец» и о перебазировании в г. Орел. При формировании Дивизиона В. К. я был назначен начальником учебной части.

В июле началась упаковка имущества и погрузка в вагоны. По причине неосторожного обращения с огнем в складе вспыхнула банка с эфиром. Моторист, который зажигал в этот момент паяльную лампу, бросил ее и, будучи несколько обожженным, выскочил во двор. Кладовщик последовал за ним и стал тушить тлеющую одежду моториста. Тем временем огонь распространился на приготовленные ящики, и начался пожар. Вызвали городскую пожарную команду. Пока она приехала, склад горел. Недоставало воды, огнетушители были в горящем помещении и поэтому отстоять что-либо не удалось, несмотря на самоотверженный труд наших мотористов. Сгорели в основном запасные части к кораблям.

В Сарапуле в это время находились 2 корабля, оставленные в качестве учебно-тренировочных аппаратов. Их разобрали и погрузили на платформы. Получилось три эшелона: один с двумя кораблями, второй с имуществом и мастерской и третий с ангарами-палатками, аэродромным имуществом и людьми. В начале августа начали отправлять эшелоны. Первым отправили эшелон с людьми и к нему был прицеплен вагон для Штаба со всеми бумагами и архивным материалом. По прибытии в Орел эшелон разгрузили и приготовились для разгрузки следующего. К прибытию последнего на аэродроме были поставлены палатки, и корабли перевозились с платформ прямо на свои места.

С фронта начали возвращаться корабли, состояние которых было ниже всякой критики. Частые разборки и сборки, погрузки на платформы с креплением грубой проволокой, нахождение в полевых условиях под открытым небом настолько растрепали корабли, что они потеряли некоторую часть прочности и летных качеств. Лонжероны почти на всех покоробились, частично рассохлись, а частично набухли, и такие корабли уже не были пригодны для полетов. Их осматривали и отправляли в Ленинград в Центральный Авиационный Склад. Оттуда они уже не возвращались. Моторы отправляли на завод. При Дивизионе удалось оставить два корабля, но и то неважного качества.

В течение зимы 1921 г. все технические силы были брошены на ремонт кораблей, но как ни старались, двух кораблей не удалось собрать. Ограничились тем, что один привели в хорошее состояние, а второй разобрали на запасные части.

Весной 1922 г. встал вопрос о целесообразности ради одного корабля содержать весь аппарат Дивизиона и, согласно постановлению Совнаркома, было приказано расформировать Дивизион Воздушных Кораблей «Илья Муромец», а личный состав передать в Высшую Школу Воздушной Стрельбы и Бомбометания, находящуюся в Серпухове.

В штат этой Школы был введен экипаж последнего «Муромца». Командиром был утвержден Еременко, летчиком-наблюдателем Лилиенфельд, стажером Анчутин. Мотористы — Фридрихов и Оймас. Я был назначен главруком по бомбометанию, Антонов — преподавателем по моторам и заведующим учебными пособиями, Романов — начальником отделения курсантов. Остальные военнослужащие расформированного Дивизиона получили разные назначения, и в Школу не попали.

Начальником Школы был назначен В. И. Чекалов. Он очень внимательно отнесся к «Муромцу», как к учебному кораблю. Когда были организованы классы бомбометания и воздушной стрельбы, выяснилось значение «Муромца» как летающего класса-лаборатории.

Для практического обучения курсантов бомбометанию и стрельбе был организован полигон, начальником которого был назначен старый артиллерист П. Л. Марков. После соответствующих занятий в классе 5–6 курсантов отправлялись на аэродром, где проходили практику по подготовке корабля к боевому полету, после чего садились в него и вылетали на полигон, где сбрасывали учебные бомбы, произведя все нужные манипуляции (промер скорости, нахождение и установка угла прицеливания и т. д.).

В те дни, когда не требовались специальные полеты, проходили тренировочные и ознакомительные полеты летных инструкторов Школы.

Однажды, следя за полетом «Муромца», я был поражен исключительной смелостью полета. Глубокие виражи с такими кренами, о которых даже не мыслили командиры кораблей старой Эскадры. «Муромец» в руках неизвестного мне пилота с такой легкостью производил эти виражи, как легкий самолет. Этот полет произвел на меня такое впечатление, что я пошел на аэродром узнать, кто летал. После этого я старался приходить на аэродром или выходить на открытое место, чтобы полюбоваться таким смелым полетом. В Эскадре я вццел хорошие образцы пилотирования, летал со многими командирами, но такого полета я никогда не видел.

Часто я сожалел, что наши лучшие командиры — Горшков, Бродович, Панкратьев, Нижевский не видели такого полета, а в особенности приходится сожалеть — сам конструктор И. И. Сикорский, который предпочитал во всех случаях полет «тарелочкой» без резких разворотов и кренов.

Это летал выдающийся летчик-испытатель нашего времени Борис Николаевич Кудрин.

Кроме учебных целей «Муромец» выполнял некоторые специальные задания. В один из июньских дней 1922 г. Еременко получил задание выбросить боевую бомбу весом 160 кг в районе полигона. Борис Николаевич, узнав об этом задании, решил сам лететь, дабы проверить корабль в полете при изменении нагрузки. Набрав высоту 2000 м, он зашел на центр полигона и скомандовал сбросить бомбу. Лилиенфельд, который ведал этой работой, нажал рычаг сбрасывания, но бомба не оторвалась — зависла. Садиться с такой невозможно, она разорвалась бы непременно. Кудрин сделал несколько кругов над полигоном, но несмотря на все старания Лилиенфельда отцепить бомбу, она висела. Тогда он лег на пол, высунулся в бомбовый люк (Анчутин держал его за ноги) и после некоторого усилия отцепил бомбу, но это было уже близко от железной дороги, и бомба разорвалась метрах в 50 от насыпи. Выкопала огромную воронку, но насыпь не пострадала. По поводу этого взрыва было много неприятностей, а главное, было трудно доказать, что бомбу сбросили из-за неполадки. В момент отделения бомбы корабль не изменил режима полета, но при взрыве его основательно тряхнуло.

Через несколько дней — в середине июля на корабле производили тренировочные полеты. Во время одной из посадок летчик промахнулся мимо посадочной площадки и сел в капустник на берегу р. Нары. Пока корабль катился по твердому грунту, все было нормально, но как только колеса попали на вспаханную полосу — почти на самом берегу реки, колеса погрузились по ступицы в мягкий грунт, корабль остановился, хвост задрало вверх, подломались шасси, и винты работавших моторов разлетелись в щепки. Прибежавшие люди опустили хвост и обнаружили поломку переднего лонжерона крыла. Дальнейшим осмотром корабля было выяснено, что он потерял регулировку, часть стяжек найдена оборванными, и корабль подлежит списанию.