Йоже Пирьевец - Тито и товарищи

Словенское правительство уже давно планировало построить автодорогу от Шентиля до Нове Горице и Копера, которая бы связала Словению с Западной и Центральной Европой и дала бы толчок ее экономике. При обосновании проекта словенская сторона подчеркивала, что более 94 % югославского трафика проходит через Словению, но за десятилетие с 1956 по 1965 г. она получила из союзного фонда на дороги только 3,4 % от имеющихся в наличии денег. Казалось, что с финансированием автодороги не будет проблем: необходимые средства республика частично собрала бы сама, частично бы их выделил Международный банк реконструкции и развития, который в то время предоставлял выгодные кредиты на строительство дорог. Большая часть денег шла на строительство так называемых «дорог братства и единства», которые проходили через Сербию и которые сербы задумали как вертикаль, связывавшую их земли с европейскими дорогами, а на юге с г. Солунь [2173] Dabčevič-Kučar S. ‘71. Hrvatski snovi i stvarnost. Knj. I. S. 292. . Когда словенцы представили свои планы как представляющие первостепенный югославский интерес, они надеялись, что в Белграде им не станут ставить палки в колеса.

Во второй половине 1968 г. союзный Исполнительный комитет, который возглавлял Митя Рибичич, обсуждал, какие проекты направить Международному банку: изначально было выбрано шесть, а затем принят еще один. Среди них, конечно, был и словенский. Когда в конце июля 1969 г. в Любляну пришла новость о том, что Исполнительный комитет предложил Международному банку предоставить кредиты для строительства дорог Белград – Нови-Сад, Сараево – Зеница, Печ – Приштина и Бар – Улцинь, словенское общество взорвалось от негодования [2174] Repe B, PrinčičJ. Pred časom. Portret Staneta Kavčiča. Ljubljana: Modrijan, 2009. S. 135–165. . Кавчич и его сотрудники, которым никто не сказал, что их проект провалился, собрались на внеочередное заседание и направили Рибичичу резкое письмо, в котором потребовали, чтобы заново изучили их требования и анонсировали, что о проблеме будут говорить в Словенской скупщине. Скупщина затем потребовала отставки Рибичича. В сорока общинах, заинтересованных в строительстве автодороги, начались протесты и уличные манифестации, которые не обошлись без сепаратистских проявлений. «Дорожная афера, – написал Кавчич в своем дневнике, – была началом первого большого сопротивления в Словении тех, кто хотел продолжения реформы 1965 г., кто хотел больше правды и меньше формальной демократии, кто хотел ослабления централизма федерации и укрепления самостоятельности республик» [2175] Kavčič S. Dnevnik in spomini, 1972–1987 // Časopis za kritiko znanosti. Ljubljana, 1988. S. 430. .

Но им не повезло: именно из-за силы всеобщего негодования спор вышел за рамки проблемы, которая его вызвала, и обнажил ряд деликатных вопросов о том, кому принадлежит последнее слово при принятии решений о распределении средств, может ли республиканское правительство критиковать союзное и влияет ли общественное мнение на политику. «Во время “дорожной аферы”, – писал Кавчич, – многие события вышли за пределы границ монополии и практики СК, демократического централизма и партийной дисциплины. Это был опасный прецедент и для других» [2176] AS. Dedijer. T. e. 199. Zapis S. Kavčiča. Cestna afera in demokracija. .

Митя Рибичич, который из-за аферы прервал свой отпуск, констатировал, что протест люблянских руководителей неприемлем, поскольку если уступят их давлению, то придется уступить давлению других, что опасно угрожало бы экономической стабилизации. По его мнению, речь шла о «движении масс» против федерации. После этого аргумента Тито и Кардель, которые вначале уговаривали Кавчича уступить, изменили свою позицию. Чтобы так называемая «партия порядка» не осудила симпатий к центробежным стремлениям в государстве, 7 августа 1969 г. на заседании Исполнительного бюро поведение словенского правительства было обозначено как недопустимое, националистическое, проникнутое технократическим мышлением. «Демократическое государство, которое не может сопротивляться давлению, – справедливо подчеркнул Кардель, – не могло бы существовать как демократическое государство». Соглашаясь с Тито, он считал, что необходимо для гарантии порядка прибегать к недемократическим средствам, если подобная практика будет продолжаться. При этом он предупредил, что методика давления, которую себе позволило словенское правительство, ведет либо к нашему полицейскому террору, либо к повторению венгерского, и особенно чехословацкого варианта; подобный путь был бы тяжелым поражением именно для словенского народа [2177] Šetinc F. Vzpon in sestop. Ljubljana: Cankarjeva zažloba, 1989. S. 67; Pirjevec J. Jugoslavja. S. 293, 294; BilandžičD. Povjest izbliza. S. 80; Idem. Hrvatska. S. 559. .

Столкновение между старой гвардией и молодыми либерально настроенными силами, которые взяли власть в Загребе, Белграде и Любляне, на самом деле являлось борьбой за наследство Тито. Это была борьба, о которой Тито знал и ловко ее использовал для защиты своего собственного положения. Среди молодежи наиболее боевыми были загребчане, поскольку они пытались заручиться поддержкой широких масс с тем, чтобы власти прислушались к требованиям со стороны общественного мнения большей самостоятельности Хорватии внутри югославской федерации. Их подстегивало недовольство тем, что обещания IX Съезда СКЮ не исполнялись и что союзное правительство вело себя так, словно их и не было вовсе [2178] TNA. FCO 28/1629/ENU 1/5. . Росла психологическая потребность в избавлении от дискриминации, которой хорваты подвергались в послевоенной Югославии из-за преступлений усташей (среди сербов было распространено мнение о коллективной ответственности хорватского народа). Они хотели переустройства государства, которое гарантировало бы республикам внутреннюю автономию и одинаковую возможность влияния на центральную власть. «Массовое движение (Masovni pokret – maspok), – позднее рассуждал Мико Трипало, – обозначило новые демократические отношения обоюдного влияния и стабильного диалога между партией и рабочим классом, между партией и широкими слоями граждан, между сознательными действиями и спонтанным движением, а также контроль народа и рабочего класса над партией и ее функционерами» [2179] AS. Dedjer. T. e. 233. Zapis za IV. zvezek Titove biografije. Petnajsto poglavje. Tito umiruje Hrvatsku. S. 12; Milosavljevič O. Činjenice i tumačenja. S. 102. .

Чтобы новым людям проникнуть во власть, им было важно заручиться поддержкой самого Тито, который находился под ударом белградских кругов и считал, что с помощью хорватов сможет провести «федерализацию федерации». Он полагал, что с преобразованием Югославии в совокупность автономных единиц расстроил планы сербов и обеспечил себе роль пожизненного арбитра [2180] Dabčevič-Kučar S. ‘71. Hrvatski snovi i stvarnost. Knj. I. S. 117, 118, 137, 363. . При этом Тито был уверен, что в Сербии против него готовится заговор, и много раз со старческой паранойей жаловался, что ему не на кого опереться, хотя мог рассчитывать на поддержку генерала Любичича, командующего армией, на секретаря внутренних дел Радована Стиячича, генерала Ивана Мишковича, главу его разведывательной службы, и на хорватскую молодую гвардию. Притом свою роль сыграло и то, что Тито лично привязался к Мико Трипало и Перо Пиркеру, поскольку ему нравилось общество этих молодых остроумных людей. Они умели развеселить его шутками, которые другие не рискнули бы даже произнести при нем [2181] Ibid. S. 431. . Как позднее он сам утверждал, некоторое время Тито тешил себя мыслью, что Трипало может стать его преемником [2182] Cenčič V. Titova poslednja ispovjest. S. 47. .