Менно Схилтхёйзен - Дарвин в городе: как эволюция продолжается в городских джунглях

Эти правила и темп все заметнее отличаются от тех, к которым мы привыкли в природной среде, отмечает Альберти. Там, в лесах, пустынях, болотах и дюнах, раскинувшихся вдалеке от человеческого воздействия, эволюционными переменами движут извечные силы природы. Чем сложнее становятся дикие экосистемы и чем меньше остается свободных ниш, тем меньше у организмов пространства для новых возможностей, из-за чего эволюция может замедлить ход. А вот в городах, утверждает Альберти, все наоборот. Здесь темп эволюции задан экологическими возможностями, возникающими при социальном взаимодействии людей. Города разрастаются, и вместе с ними развивается социальное взаимодействие. Из-за этого городская среда меняется все быстрее, а телесопряжение, в свою очередь, гарантирует, что эти перемены разойдутся по всемирной городской сети. Город – скороварка экологических перемен, и если эволюция вида не ускорится, то он не сумеет приспособиться к новым условиям и попросту вымрет.

И действительно: некоторые виды не успевают подстроиться под бешеный темп развития городской среды и исчезают. Другие же, чтобы преодолевать незнакомые преграды и привыкать к новому образу жизни, продолжают адаптироваться и даже делятся на разные виды. В 2017 году научная группа под руководством Альберти опубликовала в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences результаты глобального анализа более 1600 случаев фенотипических изменений – то есть изменений во внешности, развитии и поведении, необязательно обусловленных генетически. Приняв в расчет ряд городских и природных экологических факторов, они обнаружили то, что Альберти назвала «явными признаками урбанизации». Согласно полученным данным, в городах фенотипические изменения происходят быстрее, чем вдалеке от них, а сильнейшими экологическими факторами оказываются контакты второго рода (взаимодействие с людьми или другими организмами, попавшими в город благодаря человеку).

И это подводит нас к вопросу, на который я намекал в предыдущей главе: а как же мы? Разве мы не эволюционируем? Ведь нашему телу и разуму городская среда не менее чужда, чем рейнутрии, фундулюсу и домовой вороне. За сотни тысяч лет, в течение которых мы развивались как вид, нам никогда не приходилось жить в подобных условиях. Кроме того, нынешние времена как нельзя лучше подходят для нового эволюционного рывка. Только задумайтесь: на Земле живут почти восемь миллиардов человек, а наши тела ежедневно производят квинтиллион половых клеток. Сейчас вероятность появления в наших геномах новых важных мутаций куда выше, чем в прошлом, когда нашим предкам грозило вымирание и приходилось кое-как добывать пищу в отдельных уголках мира. Может, в новой городской среде эволюционируют не только другие животные и растения, но и мы? Это увлекательнейший вопрос, и у нас наконец-то есть все средства для поиска ответа.

Помните, как ученые исследовали геномы березовых пядениц и обнаружили мутацию в гене cortex – ту самую, что распространилась по Европе в разгар промышленной революции? Точно так же можно изучать геномы людей, чтобы понять, как за последнее время эволюционировала человеческая популяция. Технологии, связанные с ДНК, развиваются так стремительно, что через считаные годы каждый будет хранить подробные сведения о своем геноме на жестком диске, а может, и предоставит специалистам доступ к ним во имя науки. Сегодня у исследователей есть доступ примерно к миллиону человеческих геномов – это не так уж много, но даже это количество позволяет выявить признаки текущей эволюции.

Согласно данным британских проектов UK10K и Biobank, в чьих базах хранятся секвенированные геномы десятков тысяч британцев, за последние столетия эволюция затронула человеческие гены, связанные с ростом, цветом глаз и кожи, переносимостью лактозы, пристрастием к никотину, размером головы у младенцев, обхватом бедер и возрастом половой зрелости у женщин. Все эти эволюционные сдвиги необязательно связаны с жизнью в городе, однако доказательства того, что городская среда влияет на эволюцию человека, все же есть. Так, в регионах, где урбанизация началась раньше, среди людей получили распространение гены иммунной системы, помогающие бороться с туберкулезом. Разносчики подобных заболеваний предпочитают места, где часто возникают скопления людей, а к таким как раз относятся крупные города. Вот почему наша иммунная система эволюционирует.

Не исключено также, что в городской среде меняется наша сексуальность. На протяжении миллионов лет человек за свою жизнь встречал от силы несколько десятков потенциальных спутников – столько же, сколько встречает современный житель города, выйдя на прогулку. Это ведет к усилению конкуренции и более интенсивному половому отбору. К тому же мы, как и большие синицы, ждем от городских партнеров не того же, что прежде. Как с учетом всего этого будут развиваться наши сексуальные сигналы и предпочтения?

И все же, вероятнее всего, в обозримом будущем именно городская флора и фауна будет находиться под воздействием людей, а не наоборот. «Я убеждена, что наш вид меняет генетический состав планеты, – заявляет Альберти. – Наш долг – эволюционировать вместе с другими организмами, и у нас есть такая возможность. Не знаю, примет ли человечество этот вызов». Под вызовом она подразумевает новый подход к разработке и поддержке городской среды. Сумеем ли мы при помощи городской эволюции сделать свои города более пригодными для жизни?

У моей дочери это получается куда лучше.

Я подхожу к стойке администратора в «Роппонги-Хиллз», грандиозном «интегрированном комплексе объектов недвижимости» в центре Токио, и интересуюсь, нельзя ли мне взглянуть на их знаменитую зеленую крышу. В ответ администратор вручает мне глянцевый путеводитель по «Роппонги-Хиллз» и осыпает меня извинениями – очень жаль, но на крышу можно попасть только по записи или во время мероприятий. В расстроенных чувствах я возвращаюсь к дочери и подруге, которые ждут меня снаружи. «А ты хоть сказал, что пишешь книгу?» – осведомляется Фенна, моя дочь, и заталкивает меня обратно. Пока она с улыбкой убеждает администратора, что нам правда очень-очень нужно на крышу, я демонстрирую свою внушительную коллекцию визиток и университетских документов. В конце концов администратор сдается и звонит в офис экологического управления, но и там нам вежливо отказывают. Книги книгами, а без записи на крышу не попасть.

Однако Фенна настроена воинственно. Со словами: «Может, удастся подобраться поближе?» – она за руку тащит меня в фойе расположенного рядом отеля «Хаятт». Там мы незаметно минуем стойку администратора и входим в кабину лифта. Спустя несколько минут катания по этажам мы попадаем туда, откуда должно быть лучше всего видно зеленую крышу «Роппонги-Хиллз», и идем по застланному ковром коридору к широкому окну. С каждым нашим шагом из окна открывается все более захватывающий вид: сперва на окутанную туманной дымкой панораму Токио, а потом и на «Роппонги-Хиллз», «городок в городе» – офисы, магазины, жилые дома, сады и музей, связанные между собой дорожками со скульптурами. Прижавшись к стеклу носами, мы чувствуем дыхание городского острова тепла, несмотря на прохладу от кондиционера. Перед нами наконец раскинулся заповедник городской природы на залитой солнцем крыше, куда мы так стремились попасть.