Менно Схилтхёйзен - Дарвин в городе: как эволюция продолжается в городских джунглях

Вторая причина, по которой городские черные дрозды начинают размножаться раньше, – зимовка в городе. Благодаря городскому острову тепла им не страшны морозы, а в кормушках всегда вдоволь пищи, так что они могут размножаться, когда заблагорассудится. Лесные же дрозды, как правило, улетают на зиму в теплые края, подальше от холода и голода, а размножаться начинают лишь тогда, когда возвращаются в родной лес. К тому времени городские дрозды уже сидят в уютных гнездышках. Как выяснил Партеке с помощью выкормленных вручную особей, отказ от миграции тоже заложен в их генах.

Так как его дрозды содержались в неволе, перелет на зиму был исключен, поэтому Партеке стал отслеживать так называемое миграционное беспокойство [32] Западные орнитологи и птицеводы называют это явление немецким словом Zugunruhe (Zug – перелет, Unruhe – беспокойство). – Прим. ред. – ночное состояние тревоги у птиц, которым биологические часы велят лететь на юг или на север, но мешает запертая клетка. Он разместил в клетках с дроздами датчики движения, чтобы узнать, пытаются ли птицы улететь. И действительно: осенью и весной лесные дрозды по ночам беспокойно сновали по клетке, спрыгивая с жердочек и запрыгивая обратно. Городские же особи мирно спали даже в сезон миграции. Кроме того, лесные птицы запасли на предвкушаемый перелет много жира, а городские остались стройными. Стоит отметить, что это касалось только самцов: городские и лесные самки в этом плане практически не различались.

В ходе эксперимента Партеке обнаружил еще ряд отличий между городскими и лесными дроздами. Так, городские птицы оказались намного уравновешеннее лесных. Это выяснилось, когда Партеке на час пересадил особей из клетки в тканевый мешок и, пока они там сидели и боялись, пять раз за это время взял образцы крови. Измерив содержание кортикостерона в образцах, он пришел к выводу, что лесных птиц процедура напугала гораздо сильнее: уровень этого стрессового гормона в их крови вырос в два раза больше, чем в крови городских особей. Не забывайте, что эти птицы ни дня не прожили в городе или в лесу. Таким образом, городские дрозды более спокойны по своей природе. Вероятно, этим объясняется и то, почему они, прежде чем взлететь, позволяют человеку подойти к ним в три раза ближе, чем лесные.

Одна из возможных причин тому – ген белка SERT, транспортера серотонина. Этот белок отвечает за захват серотонина, регулятора настроения, из синаптических щелей – мест контакта между нервными клетками. На блокировке гена SERT основан принцип действия многих антидепрессантов. Оказывается, в лесу и в городе у черных дроздов имеются разные версии данного гена.

Итак, у городских и лесных черных дроздов множество различий – во внешности, в поведении, в биологических часах… О чем это говорит? Как принято в академических кругах, ученые из Артели Черного Дрозда колеблются и не делают поспешных выводов, так что я сделаю эти выводы за них: за несколько веков из Turdus merula выделился новый вид – если угодно, Turdus urbanicus . Он еще не отделился от исходного вида полностью, как и те галапагосские вьюрки еще не разделились на два вида окончательно, но рано или поздно процесс завершится. Все это время новый вид ждал подходящего момента.

Помимо ряда уникальных особенностей Turdus urbanicus может похвастаться собственным изолированным генофондом. Обычно черные дрозды гнездятся в пределах трех километров от родного гнезда, что само по себе не дает генофондам смешиваться. Даже если лесной дрозд вдруг окажется в городе, скорее всего, ему будет сложно приспособиться и выжить. Мы убедились в этом, когда попытки поселить лесных дроздов в польских городах Белостоке и Ольштыне провалились, тогда как испытания с городскими дроздами в Люблине и Киеве прошли успешно. Другая причина, по которой городские гены остаются в городе, а лесные – в лесу, заключается в том, что в городе сезон размножения у дроздов начинается намного раньше, еще до возвращения их лесных собратьев с зимовки.

Кроме того, можно исследовать сам генофонд – именно это сделал Карл Эванс. Проведя так называемую генетическую дактилоскопию, он изучил ДНК городских и лесных дроздов с двенадцати участков Европы и Северной Африки. Во всех этих местах городские птицы генетически отличались от лесных, однако было очевидно, что городские популяции произошли от популяций из соседних лесов. Выходит, для создания общего городского генофонда дрозды недостаточно активно перелетают из города в город (да, иногда они улетают от родного гнезда гораздо дальше, чем на три километра). Вот одна из основных причин, почему Артель Черного Дрозда до сих пор сомневается, пора ли считать Turdus urbanicus новым видом.

И все же благодаря труду многочисленных ученых стало очевидно, что эволюция сотворила нечто новое и хорошо приспособленное к городской среде. Наверняка этот случай не единственный. В этой книге мы познакомились с множеством видов, у которых развилась генетическая адаптация к условиям города. Взять хотя бы городской остров тепла: благодаря ему многие животные и растения начинают цвести и размножаться раньше, чем их родственники за чертой города. Уже из-за этого генофонд может разделиться, создав предпосылки для появления нового вида.

Это означает, что за Святым Граалем эволюционной биологии – видообразованием в реальном времени – ученым больше не придется лететь в неведомые дали. Оно происходит прямо у них под носом – в городах, где они живут и работают!

Однако верно и обратное: теперь исследования в области городской эволюции можно проводить и на Галапагосских островах. Во времена Дарвина там царила нетронутая природа, а сегодня живут около 26 тысяч человек и каждый год приезжают сотни тысяч туристов. Население Пуэрто-Айоры на острове Санта-Крус, где понемногу делится на два вида дарвинов вьюрок Geospiza fortis , составляет 19 тысяч человек, а поток туристов в год насчитывает 200 тысяч. Там есть аэропорт, тянущаяся по острову прямой линией автомагистраль, отели, футбольные поля, турагентства (Natural Selection Tours), кафе (OMG! Galápagos) и десятки ресторанов.

За последние несколько десятилетий завсегдатаями этих самых ресторанов стали земляные вьюрки. Они, как и многие другие представители островной фауны, давно привыкли к людям и охотно садятся на столики, чтобы полакомиться оставленной едой. И вот в чем ирония: пристрастие вьюрков к человеческой пище пресекает едва начавшийся процесс видообразования. Еще в 1970-х грань между вьюрками с большими и маленькими клювами в Пуэрто-Айоре начала стираться. Исследователи убеждены, что причиной тому стала любовь к фастфуду.

Изучая пищевые привычки городских и сельских галапагосских вьюрков, Луис Фернандо Де Леон из Массачусетского университета и его коллеги обнаружили, что в городе, где разница в форме клюва у разных видов уже не столь велика, вьюрки питаются в основном хлебом, картофельными чипсами, вафельными рожками для мороженого, рисом и бобами, а еще пьют воду из-под крана. За чертой города, где клювы все еще отличаются, птицы, как и всегда, поедают семена диких растений. Более того, в городе вьюрки проявляли все присущие городским птицам черты характера. Они с любопытством подлетали к подносам с необычной пищей, которые выставлял для них Де Леон, и смело приближались к людям, когда те шуршали пакетиками с чипсами. За городом же вьюрки не интересовались ни человеком, ни его пищей.