Ольга Скороходова - Эпоха великих потрясений. Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны

Сближение позиций США и ЕЭС проявилось в принятии 31 июля 1974 года Координационной группой Вашингтонской конференции Международной чрезвычайной энергетической программы. Она предусматривала создание 90-дневных запасов нефти и разработку схемы перераспределения углеводородов в экстренной ситуации. Однако МЭА, которое должно было реализовывать положения данной программы на практике, было создано позднее, лишь в ноябре 1974 года. В условиях экономического кризиса страны не спешили брать на себя конкретные обязательства в области энергетической политики, кроме того, между союзниками все еще стоял вопрос об американских нефтяных компаниях: Европа хотела получить гарантии большей прозрачности их деятельности в будущем. Некоторые опасения относительно МЭА существовали и в Вашингтоне. Поскольку одним из приоритетов в деятельности агентства была названа совместная разработка месторождений нефти за пределами ОПЕК и развитие альтернативной энергетики, США, как самая технологически продвинутая сторона, опасались превратиться в донора новейших технологий и не хотели стимулировать ужесточение конкуренции на рынке энергоносителей [203].

Наконец, создание МЭА задерживалось неясностью в вопросе о готовности Вашингтона снабжать союзников собственной нефтью в случае повторения конфликта, поскольку из всех развитых стран именно США добывали наибольшее количество углеводородов. Как следует из американских документов, Белый дом рассматривал возможность предпринять такие действия только в самом крайнем, но маловероятном случае – в случае повторного полномасштабного эмбарго со стороны всех стран – членов ОПЕК, включая Иран [204]. Этот же вопрос обсуждался госсекретарем США и новым французским министром иностранных дел Ж. Сованьяргом 4 июля 1974 года. В этой беседе Г. Киссинджер подчеркнул, что США, крепя сотрудничество между развитыми странами, делают ставку на то, чтобы исключить возможность повторения атаки: «Вы наверняка думаете, что хитроумный план США заключается в том, чтобы подчинить себе энергетическую политику Европы, но это не в наших интересах», – заверил он [205]. В самом деле, в Вашингтоне, ввиду ограниченности собственных возможностей, предпочитали, чтобы Европа решала проблему обеспеченности углеводородами своими силами, но при минимальных внешнеполитических рисках для целостности атлантического сообщества, что не всегда было осуществимо на практике.

Уступчивость Франции по вопросу о МЭА и, в свою очередь, смягчение агрессивной риторики США относительно евро-арабского диалога открыли путь к выработке программы энергетической политики ЕЭС. 27 ноября 1974 года Европейский совет одобрил документ под названием «О новой стратегии Сообщества в нефтяной политике до 1985 г.». В нем предусматривалось наращивание производства энергоносителей за счет имеющихся ресурсов самого Сообщества, был прописан набор мер по рационализации использования топлива. Программа ставила перед ЕЭС задачу сокращения потребления нефти на 15 % и снижения зависимости от импорта углеводородов с 63 до 50 % к 1985 году [206]. Тогда же было принято положение, согласно которому в случае сокращения поставок жидкого топлива любая страна могла обратиться в Еврокомиссию, и по решению последней Сообщество должно было сократить потребление нефти в течение 10 дней и наладить схему внутреннего перераспределения поступающего на рынок топлива. Все вышеперечисленные меры были одобрены 17 декабря 1974 года на встрече министров энергетики стран – членов Сообщества [207]. Хотя, конечно, не обошлось и без дискуссий. Так, при обсуждении вопросов о финансировании совместных проектов по нефтедобыче и развитию альтернативных источников энергии Великобритания по большому счету высказалась за то, чтобы «Брюссель не совал свой нос в дела добычи» [208], особенно в применении к Северному морю, где работали британские и голландские нефтяные гиганты.

Таким образом, к концу 1974 года была разрешена дилемма «европейская интеграция – атлантическое сотрудничество», возникшая в посткризисный период. Эмоции и алармистские настроения, обуявшие западный мир в конце 1973 года, уступили место прагматическому подходу. Этому в какой-то степени способствовала смена элит, состоявшаяся в течение 1974 года в США, Франции, ФРГ и Великобритании [209].

В декабре 1974 года на о. Мартиника прошла знаковая встреча президента США с его французским коллегой, на которой была пересмотрена линия отношений между Парижем и Вашингтоном. В решении, выработанном на встрече глав правительств европейских государств 10–11 декабря 1974 года, фигурировала фраза о том, что с целью сдерживания рецессии в развитом мире президент Франции в беседе с Дж. Фордом (в августе 1974 г. занявшим пост Президента США после Р. Никсона) должен был подчеркнуть важность сближения позиций ЕЭС и США по финансовым и прочим вопросам, а также необходимость сотрудничества между странами – производителями и странами – потребителями нефти.

Встреча на Мартинике разрешила сохранявшуюся неопределенность вокруг МЭА. Правда, Франция в подтверждение свой приверженности диалогу со странами третьего мира в октябре 1974 г. выступила, без предварительных консультаций с союзниками, с призывом созвать конференцию потребителей и производителей первичных материалов (Парижская конференция по международному экономическому сотрудничеству, или «Диалог Север-Юг») и отказалась вступать в МЭА. Тем не менее, Г. Киссинджер и Ж. Сованьярг обсудили механизм подключения Парижа к решениям МЭА через ЕЭС или ОЭСР, что, ввиду размера французской экономики, было залогом эффективности решений агентства. В ответ США пообещали не противодействовать созыву задуманной Францией конференции летом 1975 года [210].

Таким образом, встреча на Мартинике вдохнула жизнь в МЭА. Среди приоритетных направлений деятельности агентства были названы укрепление сотрудничества между странами-членами с целью снижения зависимости от импорта нефти, развитие энергосберегающих технологий и альтернативных источников энергии, проведение консультаций с нефтяными компаниями, выработка защитных мер на случай сбоя в поставках энергоносителей [211]. Несмотря на то что между МЭА и ОПЕК не было установлено формальных институциональных связей, на чем настаивал Париж, новое агентство также не стало и «картелем потребителей» в том наступательном смысле, в котором его изначально задумывал Вашингтон. В пользу того, что МЭА явилось продуктом компромисса между изначально трудно совместимыми позициями Парижа и Вашингтона, свидетельствует тот факт, что агентство было создано как автономное учреждение в рамках ОЭСР. Расположение штаб-квартиры агентства во французской столице также не было простым совпадением. И тем не менее Франция приняла решение о вступлении в ряды агентства только в 1992 году – настолько глубоки были сомнения Елисейского дворца в способности МЭА защитить французские энергетические интересы в условиях холодной войны.