Джеффри Уэст - Масштаб. Универсальные законы роста, инноваций, устойчивости и темпов жизни организмов, городов, экономических систем и компаний

Чтобы хотя бы приблизительно представить себе такие сравнения, примем во внимание следующие соображения. Мы на удивление терпимо относимся к смертям и разрушениям, вызываемым «не природными, техногенными» причинами, если они происходят постоянно и регулярно, но крайне резко реагируем на них в случае неожиданных, единичных происшествий, даже если число их жертв или объемы разрушений оказываются гораздо меньшими. Например, каждый год во всем мире более миллиона с четвертью человек гибнет в автомобильных авариях, что сравнимо с числом жертв рака легких, самого распространенного вида смерти от онкологических заболеваний. Тем не менее боязнь и беспокойство, касающиеся возможности смерти от рака, как кажется, значительно превышают опасения относительно гибели в автомобильной аварии, что видно по существенному несоответствию размеров тех ресурсов, которые мы выделяем на решение этих проблем. Интересно сравнить эти данные с числом людей, погибших непосредственно в результате аварий на атомных электростанциях. Даже в сумме за все время существования ядерной энергетики это число составляет менее ста человек, и большинство из них погибли при Чернобыльской аварии 1986 г. в СССР; на «Фукусиме» не погиб никто. Вместе с тем воздействие радиации, которым сопровождались такие аварии, особенно в Чернобыле, могло привести к многотысячным случаям возникновения раковых заболеваний, от которых они преждевременно умерли или еще умрут. Но даже это число, скорее всего, «уравновешивается» количеством людей, которых калечат или лишают трудоспособности автомобильные аварии: по имеющимся оценкам, оно составляет 50 миллионов человек в год.

Такие споры продолжаются без конца: мы пытаемся сравнивать несравнимое, надеясь, что правильно выбранные параметры помогут нам в этих непростых решениях и сравнениях. Так мы пытаемся составить глобальный портфель энергетических приоритетов, который будет играть решающую роль в определении развития человеческого общества на будущие десятилетия. Дело осложняют еще и непредсказуемые психологические факторы, например почти всеобщая влюбленность в автомобили и почти всеобщая боязнь крупных атомных аварий, которую трудно отделить от всеобщей боязни ядерного оружия. Я не пытаюсь привести здесь исчерпывающий обзор аргументов за и против каждого из вариантов производства энергии, а хочу лишь представить несколько простых примеров такой численной статистики, на которую нам следует опираться при обсуждении этих вопросов. Мы должны мыслить численно и разрабатывать научное понимание, необходимое для рассмотрения этих задач, чтобы именно на нем были основаны принимаемые политические решения.

Независимо от того, верим ли мы в способность человечества найти инновационное решение проблем производства ядерной энергии, будь то с использованием распада или синтеза, или создания дешевой и надежной солнечной энергетики, способной удовлетворить энергетические потребности 10 миллиардов человек, или же сокращения количества углерода, который мы выбрасываем в атмосферу, – перед нами все равно остается долгосрочная проблема производства энтропии. Одним из недостатков ядерной энергетики является то, что она, как и использование ископаемого топлива, не освобождает нас из плена парадигмы замкнутой системы, в то время как энергетика солнечная обладает тем принципиальным преимуществом, что потенциально может вернуть нас к подлинно устойчивой парадигме открытой системы.

То, как успешно сетевая теория объясняет законы масштабирования и образует концептуальную основу для количественного рассмотрения самых разных вопросов в широком спектре отраслей биологии, естественно вызывает вопрос о том, нельзя ли распространить эту основу на другие сетевые системы, например, города и компании. На первый взгляд кажется, что у них много общего с организмами и экосистемами. В конце концов, они тоже метаболизируют энергетические и материальные ресурсы, производят отходы, растут, приспосабливаются и развиваются, заболевают и даже могут страдать от чего-то похожего на опухоли и новообразования. Кроме того, они стареют и, если мы говорим о компаниях, почти поголовно рано или поздно умирают. Правда, последнее относится лишь к чрезвычайно немногим из городов, и этой загадкой мы займемся позже.

Многие из нас не задумываясь используют такие выражения, как «метаболизм города», «экология рынка», «ДНК компании» и так далее, как будто бы города и компании – биологические существа. Еще Аристотель то и дело называл город ( полис ) «естественной», органической автономной сущностью. В более поздние времена возникло влиятельное архитектурное движение под названием «Метаболизм», прямо опирающееся на аналогию с идеей биологической регенерации, порождаемой метаболическими процессами. Представители этого движения считают архитектуру неотъемлемой частью городского планирования и развития, а также постоянно развивающимся процессом и утверждают, что здания с самого начала следует проектировать с учетом будущих изменений. Одним из основателей этого движения был известный японский архитектор Кендзо Танге, удостоенный в 1987 г. Притцкеровской премии, которую считают аналогом Нобелевской премии в архитектуре. Мне, однако, его проекты кажутся удивительно неорганичными: в них преобладают прямые углы, бетон и какая-то бездушность, а не искривленность и мягкость, свойственные живым организмам.

Органический образ городов часто встречается и в литературе. Самый яркий пример такого видения можно найти у Джека Керуака, одного из харизматических основоположников поэзии и прозы битников 1950-х, перу которого принадлежит следующий причудливый образ: «Париж женщина, а вот Лондон независимый мужчина, пыхающий в пабе трубкой» [104] Из сборника «Одинокий странник», перевод М. В. Немцова. . Но более всего экология и эволюционная биология внедрились, по крайней мере на уровне концепций и терминологии, если не подлинно научного понимания, в бизнес, особенно в Кремниевой долине. Модное выражение «деловая экосистема» стало стандартным обозначением своего рода дарвинистского принципа выживания наиболее приспособленных на рынке. Его запустил в оборот в 1993 г. Джеймс Мур, работавший тогда на юридическом факультете Гарварда, в статье под названием «Хищники и жертвы: Новая экология конкуренции», получившей в том году премию McKinsey [105] J. Moore. Predators and Prey: A New Ecology of Competition // Harvard Business Review. 1993. 71 (3). P. 75. . В ней выстраивается довольно стандартная экологическая схема, в которой в эволюционной динамике естественного отбора роль животных играют отдельные компании. Подобно большей части традиционных исследований принципов действия компаний, эта работа дает чисто качественное описание и не обладает никакой количественной предсказательной силой. Ее главное достоинство состоит в том, что она подчеркивает роль общественных структур, необходимость системного мышления и неизбежность процессов инноваций, адаптации и эволюции.