Абдурахман Авторханов - От Андропова к Горбачёву

Действительно, в лице Горбачева мы имеем дело не только с новым поколением, но и с классическим представителем новой советской аристократии, названной Джиласом «новым классом». Новый партийный аристократ — безразлично: партаппаратчик, госаппаратчик, хозаппаратчик, дипломат, даже чекист-внешне полнейший антипод большевикам периода революции, руководителям партии и Советской власти двадцатых годов. Этот старый тип ныне гуляет в СССР лишь в художественной литературе тех времен — в кожанке, в рубашке без галстука или хаки, в замызганной кепке, солдатских сапогах, с револьвером на боку и полевой сумкой за плечом. Этот тип был груб и в обращении намеренно злоупотреблял матом, чтобы подчеркнуть, что он из тех пролетариев, кто сделал революцию и в силу этого «командует парадом», названным Лениным «диктатурой пролетариата». Потомственному дворянину и интеллигенту Ульянову-Ленину эстетически и эмоционально этот тип претил и был ему чужд, но Ленину-стратегу «пролетарской революции» он не только был нужен, но он собственно и открыл его в своей знаменитой доктрине об «организации профессиональных революционеров». С революционными идеалами в душе, самоотверженностью в действиях, политическим сумбуром в голове, «профессиональные революционеры» нужны и полезны были только для целей разрушительных. Они были бесполезны и даже вредны для целей созидательных, ибо они, поверив Ленину, решили, что новое государство, созданное в результате «пролетарской революции», будет государством «пролетарской демократии», а не диктатурой партийной олигархии. Отсюда — уже при Ленине появились две оппозиции в партии, в 1920 году оппозиция «децистов», которая вместо единоначалия отдельных лиц требовала «коллегиального управления», в 1921 году «рабочая оппозиция», которая вместо диктатуры партаппаратчиков требовала осуществить именно «диктатуру пролетариата». Сталин, назначенный Лениным генсеком по следам этих дискуссий с оппозициями, доказал наделе, что значит большевистская диктатура и почему она нужна. Он совершил, руководствуясь если не буквой, то духом ленинизма, два подвига: первый подвиг — Сталин начисто уничтожил не только старые враждебные классы, сопротивлявшиеся революции, но и старую партию большевиков, руководившую самой «пролетарской революцией». Второй подвиг был эпохального значения — Сталин создал новоклассовое общество со своими новыми идеалами, новой ментальностью, новым мышлением, новыми вкусами, новым стилем. В этом новоклассовом общественном строе и родился его господствующий класс — сталинская партократия, «ведущая и направляющая сила» советского новоклассового общества и его супербюрократического государства. Поскольку партия в лице этого государства является единственным работодателем, а значит и хлебодателем в гигантской стране, то она располагает неограниченным резервуаром оппортунистов, стучащих в ее двери, но пускает она через эти двери людей двух категорий: статистов из народа, чтобы демонстрировать свое «народное происхождение», и политически стерилизованную, образованную элиту общества, которая собственно и становится дальше господином положения. К этой элите принадлежал и Горбачев, который за год до смерти Сталина вступил в партию. Он принадлежит к четвертому поколению большевиков — после первого, ленинского поколения (дооктябрьские большевики), после второго, сталинского поколения (послеоктябрьские большевики), после третьего, брежневского поколения (поколение, выдвинувшееся на «великой чистке»).

Идущее теперь к власти четвертое поколение начало свою карьеру в безмятежную для него эпоху Брежнева. Однако важно то, что роднит четвертое поколение со всеми предыдущими поколениями, — это их двуединая догма: во внешней политике — вера в торжество мирового коммунизма, а во внутренней — решимость оберегать, расширять и углублять абсолютную власть партократии. Эта догма лежала в основе советской политики последовательно и целеустремленно во все периоды истории советского государства от Ленина до наших дней. Она же является движущей силой и путеводителем для правления Горбачева.

Мы уже указывали, что процедура избрания генсеком Горбачева была та же, что и при избрании Андропова. Пленум открыл сам Горбачев и тут же предоставил слово Громыко. После его краткой речи с выдвижением на пост генсека Горбачева никаких прений не было, если были, то их не сообщили партии и народу. Тут же председательствующий, то есть сам Горбачев, поставил предложение Громыко о своем избрании на голосование. Не исключена возможность, что это голосование было открытым, а не тайным, как этого требует устав. Таким образом, «единодушно» избранный Горбачев выступил с «тронной речью», в которой изложил программу своего правления. Каковы же основные пункты этой программы? Горбачев умудрился в короткой речи в тезисной форме повторить набившие всем оскомину партийные трафареты всех трех своих предшественников. Ведь у всех у них была одна и та же перманентная проблема: экономика работает плохо, производительность труда низка, дисциплина — катастрофическая. Один и тот же был и рецепт: чтобы экономика работала эффективно, надо форсировать техническую революцию и усовершенствовать хозяйственный механизм. Об этом говорилось и говорится во всех докладах и речах генсеков, во всех постановлениях ЦК и решениях съездов партии вот уже 20 лет, «а воз и ныне там». Вот приходит новый генсек, повторяет то же самое: «Нам предстоит добиться решающего поворота в переводе народного хозяйства на рельсы интенсивного развития! Мы должны, обязаны в короткие сроки выйти на самые передовые научно-технические позиции, на высший миро-войуровень производительности общественного труда. Чтобы успешнее и быстрее решить эту задачу, необходимо и далее настойчиво совершенствовать хозяйственный механизм». («Правда», 12.03.1985).

Чтобы сделать «решающий поворот» и выйти «на высший мировой уровень производительности», новый генсек должен был бы задать себе все-таки вопрос: в чем причины болезни советской экономической и социальной системы? В партийной печати принято признаваться: «да, у нас хромают отдельные отрасли экономики». Ведь это же неправда, не отдельные отрасли, а вся экономика хромает, и не просто хромает, а давно уже ходит на костылях. Однако нельзя браться за лечение какой-либо болезни, если не поставлен верный диагноз. Это одинаково относится ко всем экономическим системам, независимо от их социальной природы. Поскольку Горбачев, как и его предшественники, находят основную болезнь не в социально-структурной системе, а в ее бюрократическом несовершенстве, то и рецепт ее лечения не только фальшивый, но даже абсурдный. В самом деле, почитайте, что он предлагает: «неуклонно осуществлять плановое развитие экономики и расширять права, повышать самостоятельность предприятий». Ведь одно противоречит другому: пока существует централизованное планирование, никогда не быть предприятиям инициативными и самостоятельными. Это доказала печальная судьба реформ Косыгина 1965 г. Это же доказывают нынешние так называемые «экономические эксперименты», предпринятые еще по инициативе Андропова. Ведь на Западе в три-четыре раза выше эффективность экономики, техники и технологии по одной единственной причине — у них нет централизованного планирования, а человек — директор ли он или рядовой рабочий — заинтересован в результативности своего труда.