Алеся Лонская - Репортаж: От идеи до гонорара

Борис Пискунов, мужчина средних лет со щетиной на лице, смотрит, как будто мимо, широко раскрытыми глазами (средний и крупный планы). Он дрожит (общий план). У него больше нет дома. В середине «помойки» высится никем не убранный холодильник с магнитиками (самый общий и сразу самый крупный: магниты). «Пока сносили мой дом, меня 45 минут удерживали люди в касках,— говорит, нервно улыбаясь, Пискунов и ест горбушку хлеба (самый крупный).— Три дня не давали вынести вещи. А потом обнаружилось, что пропали деньги и драгоценности. Я вчера подал заявление в УВД Крылатское».

77-летняя старушка, сморкаясь в платок, стоит напротив главы районной управы Виталия Никитина (самый общий план + крупный — платок)и убеждает его: «Здесь люди живут, а не собаки, так обращайтесь с нами, как с людьми! Нам эту землю дали в бессрочное пользование!» Глава управы смотрит с полуулыбкой и отвечает: «Моя совесть перед вами чиста, я выполняю решение суда. Мы выиграли все суды и будем вас сносить». Бабуля уходит в слезах (общий план).

В ряд припаркованы три синих автомобиля Ford с судебными приставами. Люди проходят мимо и постукивают в стекла их машин (самый общий план).«Мой сын так в террариуме змей будил»,— говорит один из жителей. «Погоди, это они пока что головы не кажут, а вот стоит прессе уехать — тогда начнется…» — вздыхает женщина. У нее звонит мобильный (крупный план).«Да, я все на войне», отвечает она. Андрей Орлов греется внутри одной из машин (общий план).Стуча зубами от холода, (крупный план)Орлов начинает рассказывать о своих «боевых подвигах»: «Когда нас отпустили из милиции, мы добирались сюда по льду Москвы-реки, потому что все дороги были оцеплены. Потом меня забрали на «скорой» с сердечным приступом. Я видел, как милиционеры били мою жену…».

Что значит взгляд Пискунова? Какую эмоцию он генерирует, что говорит о его внутреннем состоянии? Что говорит о его состоянии щетина? Что говорит горбушка хлеба? Что символизируют магниты и холодильник на куче горелых досок? Все детали в этой сцене — работающие, потому что они позволяют не только представить себе героя, но и прочувствовать его внутреннее состояние. Полуулыбка главы управы — не это ли издевательство сильнее скрежещет по душе читателя, чем абзац морализаторства? Так же работают и цитаты. Противостояние с властями сравнивают с войной. Свое положение — с собаками.

Самый крупный план дает самые сильные эмоции в репортаже. Он может контрастировать с самым общим планом (мы представляем себе груду досок с холодильником, на котором все еще висят магниты — символ былого уюта), и за счет этого контраста генерируются эмоции. Не следует ставить рядом показ нескольких очень крупных планов или несколько только самых общих или общих планов.

Обращайте внимание читателя на взгляды, интонации, жесты, позы ваших героев. Иногда значение этих сигналов тела требует для читателя вашего пояснения, но лучше описывать их так, чтобы читатель мог расшифровать их значение сам. Научившись читать сигналы тела, вы обратите внимание читателя на то, что депутат во время произнесения какой-то фразы непроизвольно закрыл рот рукой или ослабил воротник. По версии консультантов по языку телодвижений Алана и Барбары Пиз, это может означать, что человек врет и боится, что его раскусят. Внимание к позам и жестам поможет как вам — повести разговор должным образом, так и читателю — понять истинные намерения вашего героя. Например, вы можете спросить депутата прямо:

— Вы только что закрыли рот рукой. Психологи говорят, что это означает ложь. Вы были неискренны.

Основные герои:в случае уголовного процесса — судья, подсудимый, свидетели, родители подсудимого, адвокаты, прокурор (гособвинитель). В качестве комментария в бэкграунд часто добавляются слова пресс-секретарь суда. В случае гражданского процесса у нас нет государственного обвинителя (прокурора) и нет подсудимого. Есть равноправные истец (тот, кто подал иск) и ответчик, их свидетели, судья, адвокаты.

Для того чтобы освещать судебное заседание, аккредитация не требуется — присутствие на открытых заседаниях доступно всем желающим. Но вам нужно взять с собой паспорт, знать фамилию судьи или хотя бы номер зала, где рассматривается дело: охрана может не пропустить вас в случае, если вы не назовете, куда и к кому идете. Попасть нельзя только на закрытые заседания — те, где затрагивается гостайна, где есть несовершеннолетние участники или озвучиваются подробности сексуальных преступлений. Однако, если власти не хотят, чтобы «нехорошие» процессы освещались в СМИ, они проводят суд в маленьком зале и не пускают всех журналистов под предлогом, что негде сидеть (стоять на судебном процессе нельзя). Иногда пускают только «избранных» журналистов или тех, кто первый пришел, остальные довольствуются трансляцией или видеозаписью. Удалить из зала вас могут за любую мелочь: за разговоры или за смех. Если вы не являетесь участником процесса, задавать вопросы во время суда вы не имеете права.

Фото- и видеосъемка на суде ведется только с разрешения судьи. Но запись на диктофон разрешена в свободном порядке. Разрешения на это спрашивать не нужно.

Приходите на место события до процесса, чтобы успеть поговорить с участниками. Кроме того, перед громкими судебными заседаниями у здания суда обычно собираются протестующие группы, и вы можете рассчитывать на отличную сцену-завязку с репортажной картинкой. Иногда происходящее перед зданием суда становится поводом для отдельного репортажа и гораздо интереснее, чем то, что происходит в суде. Я уже приводила выше фрагмент репортажа с акции перед судом над активистками панк-группы Pussy Riot.

Происходящее в зале суда очень формализовано, судебные процессы одинаковы и развиваются по одному и тому же сценарию. Формулировки судьи — однотипны, речь — казенная. Это все очень скучно. А если вы в суде впервые, вам покажется интересным то, что на самом деле очень банально. Поэтому не нужно загружать читателя подробностями самого процесса: кто выступал вначале, кто потом, кто следующий, что говорил судья между этим. Вас интересуют неожиданные реплики, меняющие суть дела («работающая» на конфликт цитата), выражения лиц участников, которые могли бы сказать об их действительных чувствах (часто в разрез со словами), их жесты, их поведение.

Подзащитный был необъятен, хорошо за 300 фунтов, но горе и стыд перевешивали и тянули его к земле. Он сгорбился на жестком деревянном кресле, в котором едва помещался, и тихо всхлипывал, заливая слезами салфетку за салфеткой и нервно дергая ногой под столом. В первом ряду наблюдающих за процессом сидела его онемевшая жена и с отсутствующим взглядом теребила обручальное кольцо на пальце.