Константин Сонин - Когда кончится нефть и другие уроки экономики [львиная доля примечаний (сносок) отсутствует)]

Екатерина Журавская и Евгений Яковлев из Центра экономических и финансовых исследований и разработок (ЦЭФИР) при РЭШ взялись проанализировать, как сказалось принятие дерегуляционных законов в начале века на положении малого бизнеса [32]. В каких регионах – а база данных покрывает двадцать регионов с различными характеристиками – реформы оказались успешными и что играло решающую роль в этом успехе? Ответы на эти вопросы позволяют ответить и на гораздо более общий вопрос: какой подход к регулированию наиболее продуктивен? Если прав Пигу, то дерегулирование должно было снизить качество предоставляемых благ. Если верить Стиглеру, эффект дерегулирования должен быть особенно заметен там, где высока монополизация. Если прав Шлейфер, дерегулирование должно было привести к повышению объема и качества продукции.

Закон 2001 года установил “правило одного окна” для регистрации бизнеса, ограничил сроки рассмотрения заявок на регистрацию одной неделей и запретил одному и тому же органу осуществлять инспекцию чаще, чем раз в два года. В теории Пигу, где действуют регуляторы, заботящиеся лишь об общественном благе, последнее правило должно было вызвать ухудшение качества продукции.

База данных, обновлявшаяся каждые полгода в течение четырех лет после начала реформы, позволяла не только видеть изменения в административной нагрузке на малый бизнес, но и оценивать издержки входа на рынок для новых компаний. Картина выглядит так. В тех регионах, где высока прозрачность государственных органов, низок уровень коррупции и высока доля региональных доходов в налогах, реформа оказалась наиболее эффективной. Административная нагрузка на бизнес действительно снизилась. Дерегулирование прошло успешно, причем без издержек в виде снижения качества продукта. Значит, Пигу оказался не прав в споре со Шлейфером.

А вот вопрос о правоте Стиглера, используя опыт российских регионов в начале 2000-х, разрешить до конца не удалось. Наличие сильного промышленного лобби, что в данных соответствовало высокой концентрации региональной индустрии, устойчиво способствовало успеху реформ. Чем сильнее политически крупные промышленники, тем лучше двигалась реформа. С одной стороны, Стиглер прав: именно его теория устанавливает зависимость регулирования от интересов компаний, уже находящихся на рынке. С другой стороны, снижение административных издержек в результате реформ отмечено для малого бизнеса, а промышленное лобби – бизнес большой. Конечно, они конкурируют на рынке труда, но почему большому бизнесу выгодно облегчение условий существования малого, не очень понятно.

Пока правительства и Всемирный банк радуются успехам в дерегулировании, отношение в мире к роли государства опять начинает меняться в противоположную сторону. Идея дерегулирования состоит, конечно, в том, что снижение государственного вмешательства, способствуя конкуренции, одновременно снизит цены и повысит качество. Тем не менее в Америке неудачные эксперименты администрации Буша-младшего (2001–2009) по приватизации государственных услуг – от работы тюремщиков до служб спасения, – столь привлекательные в теории, на деле привели к росту коррупции и снижению качества оказываемых услуг. Попытки французского президента Саркози (2007–2012) снизить государственный контроль на рынке труда путем предоставления компаниям большей свободы в увольнении сотрудников, закончились полным фиаско. Правда, фиаско политическим, а не экономическим, но это тоже урок экономики.

Репутация российских регулирующих органов в XXI веке в значительной степени подмочена их политической активностью: и запретом на ввоз “Боржоми” из-за внешнеполитического конфликта с Грузией, и экологическими претензиями к иностранным участникам проекта “Сахалин-2”, и вмешательством в земельные конфликты в Подмосковье, и санкциями, введенными в 2015 году против Украины и Турции. Если продукция из какой-то страны оказывается не соответствующей санитарным нормам в момент, когда обостряются внешнеполитические отношения с этой страной, это означает, что контролирующий орган – Роспотребнадзор – не занимается своей работой компетентно. Качество грузинских вин не поменялось от того, что президент Грузии что-то сказал о президенте России, а качество украинских помидоров не зависит от того, кого избрали президентом Украины. Впрочем, качество продуктов питания в магазинах сравнительно высоко по меркам развивающихся стран, так что свести всю деятельность Роспотребнадзора к чистой политике невозможно. Точно так же и другие регуляторы: не идеально, но работают.

Истории о том, как местные политики выбивали деньги у президента Рузвельта на электрификацию и строительство плотин в своих избирательных округах, долгое время служили источником вдохновения для государственных деятелей по всему миру. Политика масштабных инвестиций в инфраструктуру, предпринятая для борьбы с Великой депрессией в 1932 году, не поставила американскую экономику на путь устойчивого развития. “Пиковый”, преддепрессионный, уровень производства был достигнут только с началом войны. Однако программа Рузвельта дала результаты. Плотины были построены, отдаленные сельские районы освещены, а выросшая занятость сняла угрозу краха политической системы.

Результаты недавнего эксперимента тайваньского правительства, вложившего 65 миллионов долларов в переориентацию сахарной промышленности на производство орхидей, пока непонятны. В случае провала этот пример будут десятилетиями обсуждать либертарианцы – сторонники минимальной роли правительства в экономике. Если же проект окажется успешным, им тут же начнут размахивать, как знаменем, их противники – дирижисты. То же относится и к мерам, которые предприняло китайское правительство в борьбе с мировым финансовым кризисом: в 2009 году оно выделило сотни миллиардов долларов на инвестиции в инфраструктуру и к 2012 году уже отчиталось о тысячах километров новых автодорог и железнодорожных магистралей.

В чем состоит идея государственных инвестиций? Необходимость в них может появиться только тогда, когда по каким-то причинам деятельность рынка, то есть частных лиц и компаний, не приводит к желаемым результатам. Например, гражданам хотелось бы, чтобы была построена современная трасса от Москвы до Ярославля, а частные инвесторы не спешат вкладывать деньги, потому что не видят выгоды. В этом случае желание граждан выполняет правительство, инвестируя их деньги – налоги и доходы от природных ресурсов – в строительство трассы. Для таких коллективных действий – строительства дорог, охраны порядка, обеспечения безопасности – и существует правительство. У правительства своих денег быть не может: оно только распоряжается теми деньгами и активами, которые граждане ему предоставляют. Идея государственных инвестиций состоит в том, что граждане делегируют правительству полномочия вкладывать их деньги.