Степан Жихарев - Записки современника

Все это Александра Васильевна проговорила очень бегло по-французски, то улыбаясь, то надув губки и с влажными от слез глазами. Я слушал ее, сидя, как вкопанный, и, признаюсь, не знал, что отвечать ей: решиться на такое важное дело тотчас, не обдумав его последствий, казалось мне безрассудством, а с другой стороны, отринуть вдруг предложение милой женщины, в котором заключалось столько добродушия и столько самоотвержения в мою только пользу, было бы грубым невежеством. Наконец, я решился просить у ней несколько времени на размышление; но во всяком случае, так или иначе, я обещался быть ее неизменным другом и бывать у ней как можно чаще; а если б она захотела посетить и мою келыо, то с любовью приветствовать ее всегда названием милой, дорогой, толстой моей сестрицы.

И вот я сижу теперь у своей конторки, думая и передумывая о сегодняшнем странном со мною приключении; но, кажется, ломаю голову по-пустому. Как ни заманчиво предложение, но принять его невозможно, решительно невозможно. А жаль!

27 марта, среда.

Был у И. А. Соколова, к которому вчера, по милости названной моей сестрицы, попасть не успел. Он принял меня ласково, прочитал записку Паглиновского и, посадив подле себя, спросил о существе дела. Я объяснил ему как умел и, кажется, очень сбивчиво наши права на землю, оспориваемые двумя соседями, имеющими в Петербурге большие связи, и просил дать мне добрый совет, что должен я делать по случаю передачи нашего дела в заведывание другого секретаря, который, по замечанию моему, не слишком к нам благосклонствует, что необыкновенно тревожит моих домашних.

Иван Алексеевич толковал со мною с час и дал мне подробное наставление на все случаи, которые могут встретиться в продолжение дела; протолковал бы, может быть, и долее, если б не вошел Н. П. Брусилов и не помешал разговору. Я хотел откланяться, но добрый старик пригласил остаться на чашку чаю.

ОДежду тем Брусилов тотчас же предложил партию в шахматы. «Нечего терять золотое время, — сказал он Соколову, — и я вам должен реваншем». — «Готов, готов, — отвечал Иван Алексеевич, — добрый воин никогда не отказывается от баталии; только с е-годня не вчера, и вряд ли нынче победа будет на вашей стороне, потому что я собрался с силами: выспался порядком». Они начали партию, а я подсел к ним посмотреть на их н е подвижность и послушать их молчания. Нечего сказать: игра занимательная, настоящая игра для глухонемых! По счастию, она продолжалась недолго, потому что вошел чиновник Ананьин, служащий при статс-секретаре Муравьеве, с каким-то поручением от своего начальства, и Соколов вышел с ним для объяснения в другую комнату. Я воспользовался этим промежутком времени, чтоб познакомиться с Брусиловым. 1Зная, что он литератор, много писал и переводил, два года назад издавал «Журнал российской словесности» и почитается одним из деятельнейших членов Общества любителей словесности, наук и художеств, я было заговорил с ним о литературе, но он не благоволил обратить на меня большого внимания и отвечал мне очень холодно и сухо, как бы нехотя. «Ну, бог с тобой, — подумал я, — если ты такой дикарь! Кажется, много кичиться тебе еще нечем: твои „Безделки“, „Приключения одного дня“, „Гваделупский житель“, „Бедный Леандр“ и „Превратности судьбы“— не бог знает еще какие заслуги, которые давали бы тебе право поднимать нос, 56 56 общества и избегал новых знакомств. Впоследствии необходимые сношения по службе заставили его быть сообщительнее, а во время губернаторства своего в Вологде и особенно под конец жизни он сделался совсем другим человеком. Позднейшее примечание. и без того уже вздернутый кверху».

Вскоре приехал экспедитор Министерства юстиции Петр Андреевич Нилов, которого я видал у Гаврилы Романовича. Я очень обрадовался, что встретил знакомое лицо, с которым можно было перемолвить слово, потому что, после нескольких «да-с, «нет-с» и «ка-жется-с», сказанных очень сухо Брусиловым, я потерял охоту обращаться к нему с вопросами. Нилов очень любезный и разговорчивый человек и к тому же имеет хорошее состояние и очень пригожую и любезную жену, воспетую Державиным под именем «Параши». 1Она очень талантлива, прекрасно играет на арфе и любит заниматься словесностью. Между прочим Нилов сказывал, что, по словам князя Петра Васильевича, государь теперь уже в Юр-бурге, а 20-го числа был в Полангане, куда приезжал из Мемеля и король прусский на несколько часов, для свидания с ним.

Вскоре возвратился Соколов с своей конференции, и Нилов нетерпеливо обратился к нему с вопросом: «Ну, что, Иван Алексеич, читали записку Злобина?». — «Читал, батюшка, читал: написана умно и дельно»,, — «Что ж скажете?». —«Да ничего, мой отец: как посудят». — «Но ведь обстоятельства дела все в его пользу и требования его справедливы». — «Совершенно справедливы; однако ж как посудят». — «По мнению моему, иначе судить нельзя, как основываясь на данных, а они ясны». — «Правда, правда, но как посудят». — «О чем же судить? Повторяю, Иван Алексеич, ведь Первый департамент признал претензию Злобина справедливою?». —«Точно, претензию признал; но в какой сумме—о том в решении его не упоминается, между тем как сумма взыскания .с Злобина определена, и он сам против того не спорит». — «Так чего ж, думаете вы, ожидать он должен?». — «Как посудят». — «Но я желал бы знать ваше мнение, почтеннейший Иван Алексеич». — «Право не знаю, что сказать вам; как посудят». 57 57 чайно осторожен в сношениях с людьми высшего круга, с богачами, с своим начальством и даже с сослуживцами. Будучи принужден, по званию своему, излагать мнения свои по разным делам, он исполнял свою обязанность свято и беспристрастно и, как настоящий опытный законовед, с надлежащею определительностью, но никогда не настаивал на своем мнении и не защищал его ни пред министром, во время его юрис-консульства, ни впоследствии перед Комиссиею прошений, в которой, был членом. Автор «Дневника» имел случай в продолжение четырех лет (с 1812 по 1816) видеть почти ежедневно этого достойного человека и быть очевидным свидетелем его праводушия. Докладывая иногда Комиссии по особо поручаемым ему от статс-секретаря делам, автор «Дневника», по свойственной молодым людям заносчивости, позволял себе часто неуместные замечания на мнения опытного юриспрудента, который отвечал всегда одним и тем же привычным своим словом: «Мнение мое такое-то, а там как посудят, как посудят». Один только раз Иван Алексеевич дал почувствовать автору «Дневника» ошибочность его выражений: «Знаете, — сказал он: — что б отвечал Дмитрий Прокофьич Трощинский на замечания ваши? — Да уж пожалуйста не забегайте вперед воображением вашим». а а Обыкновенное выражение Д. П. Трощинского, требовавшего от докладчиков своих простоты и ясности в объяснении дел, без всяких собственных их рассуждений.