Степан Жихарев - Записки современника

Это добрая заметка для тех, которые полагают, что человек может быть постоянно во всем счастлив.

7 ноября, вторник.

На ловца зверь бежит. Петр Иванович привез мне от Селиванов-ского только что оттиснутый проект любопытного объявления об издании «Дамского журнала», которое будет напечатано и в газетах. Это просто объяденье, что твой князь Шаликов!

«Из уважения к почтеннейшим российским дамам(!) в следующем — 1806 — году будет издаваться ежемесячное издание под названием „Дамский журнал“. 2В нем помещаться будут пьесы разных родов в стихах и прозе. Главным предметом будет: нежная чувствительность, сопряженная с моралью. Иногда помещаемы будут статьи о модах, переводимые из иностранных журналов. Критика и политика исключаются. Издатель поставит себе за особливую честь, если удостоен будет от почтенных российских поэтов присылкою их произведений».

Я непременно хочу попасть в число почтенных российских поэтов и пошлю издателю некоторые из моих произведений. Не поместит ли он моих куплетов из переводных пьес, например хоть из оперы «Братья-охотники», в которой меньшой брат поет:

Заячьи ножки Больно востры,

Все их дорожки Страх как пестры.

Среднийдотвечает :

Заяц больно чуток,

Нам тут не клад;

Станем лучше уток Становить мы в ряд.

Старший замечает:

Ваши зайцы, ваши утки —

Всё одни пустые шутки.

Вот как волка приберем —

Не рублем тогда запахнет:

/ Вся деревня наша ахнет,

Как десятка два возьмем.

А между тем хозяйка постоялого двора, за которою они приволакиваются, кокетничает перед ними и угощает их:

Вот вам, милые дружочки,

Очень вкусные кусочки,

Вот тебе, Петруша, щи;

Если дурны — не взыщи:

Я варила как умела И капусты не жалела.

Вот тебе, Иван, мясца,

Кушай до поту лица;

* А тебе, Алеша, кашки;

После всем налью и бражки.

Уж если тут мало нежной чувствительности, сопряженной с моралью, так где же искать ее более? Ссылаюсь на умного и милого Мерзлякова, которому показывал я свой перевод и который с тех пор, как узнал я о его переводах итальянских опер, удивительно как снисходителен стал к моему вдохновению и называет меня парнасским люстихом. 1

12 ноября, воскресенье.

Нынешний день начались и русские спектакли на театре князя Волконского. Театрик хоть куда: помещается до 300 человек. Давали «Беглого солдата», и пьеса шла не очень удачно. Главный персонаж был в каком-то курчавом, рыжем парике, который безобра* зил его до такой степени, что сидевший со мною рядом в партере толстый купец, садовод Лебедев, не вытерпел, чтоб не вымолвить: «Ишь, батюшка, точно как у принца со сковороды ушел». Я в первый раз слышу эту поговорку и ума не приложу, откуда она проистечь могла.

В среду, 15 числа, немцы дают в первый раз большую оперу «Der Spiegel von Arcadien», в которой мадам Hunnius играет роль Юноны. Вот уж настоящая Юнона, какую изобразили Гомер и Вир-гилий! Во-первых, глаза у ней как у быка и, во-вторых, одним ударом широкой длани своей может угомонить какого хочешь Юпитера и все другие олимпийские божества, которые с нею будут на сцене.

Получено известие, что государь пробыл самое короткое время в Дрездене и уже выехал оттуда. Войска наши идут к месту назначения в порядке, и как генералы, так и офицеры горят нетерпением сразиться с французами. Граф Ростопчин говорит, что русская армия такова, что ее не понуждать, а скорее сдерживать надобно, и если что может заставить иногда страшиться за нее, так это одна излишняя ее храбрость и даже запайьчивость. Он уверяет, что нашим солдатам стоит только сказать: «За бога, царя и святую Русь», чтоб они без памяти бросились в бой и ниспровергли все преграды, но что с французами и немцами говорить надобно умеючи. Так, Генрих IV говорил первым: «Господа! вы — французы и неприятель пред вами»; а с последними генерал Цитен логически рассуждал: «Государи мои! сегодня у нас сражение, следовательно, все должно итти как по маслу». Всякому свое. Suum cuique. Балагур!

15 ноября, среда.

Иван Владимирович Лопухин сказывал Невзорову, что в Германии встречают нашего государя как защитника и избавителя и что восторг всех классов народа при встрече с государем превосходит всякое описание. Он обворожил всех, от мала до велика, простым и милостивым своим обращением: мужчины бегают за ним толпами, а женщины придумывают разные способы для доказательства своего к нему уважения. Так, в память пребывания его в Берлине дамы ввели в моду носить букеты под названием александров-€ к и х, которые собраны из цветов, составляющих по начальным буквам своих названий имя Alexander. Без этих букетов ни одна порядочная женщина не смёет показаться в общество, ни в театр, ни на гулянье. Вот из каких цветов составляются букеты, которые разнятся только величиною и ценностью; большие носят на груди, а маленькие в волосах: Anemone (анемон), Lilie (лилия), Eicheln (жолуди), Xeranthenum (амарант), Accazie (акация), Nelke (гвоздика), Dreifaltigkeitsblume (веселые глазки), Epheu (плющ) и Rose (роза).

Мило и остроумно! Непременно закажу такой букет и поднесу его востроглазой Арине Петровне, на коленях à la Visapour и при мадригале à la Schalikoff. Кстати же, готовятся по воскресеньям и балы у графа Орлова. При первом хорошем известии из армии пойдет дым коромыслом; но покамест молятся богу о государе и толкуют о новостях.

По милости Невзорова я не попал ни в один театр и не видал ни «Spiegel von Arcadien», ни «Catherine ou la belle Fermière» и сердечно этому рад. Иногда таскаешься по театрам только от скуки, и я не ропщу, когда есть случай посидеть вечером дома, лишь бы не одному.

17 ноября, пятница.

Почтенный начальник Москвы, Александр Андреевич Беклешов, столь известный своим здравым русским умом, неколебимостью и праводушием своего характера, есть вместе человек самого доброго и нежного сердца. Кто бы мог это сказать, смотря на угрюмую его физиономию и некоторую жесткость в обхождении? П. И. Аверин, отлично умный человек, цаходящийся с Александром Андреевичем в самых близких отношениях по службе и пользующийся полною его доверенностью, рассказывал за обедом у Арсеньева такие черты его доброты, которые невольно извлекают слезы. Александр Андреевич очень-очень небогат, даже в сравнении с прочими вельможами может назваться вовсе бедным, а между тем так охотно и с таким радушием благодетельствует всем, кто ни прибегает к его помощи! Не говоря уже о брате его, Николае Андреевиче, которому как отцу

многочисленного семейства предоставил он все доходы с небольшого родового своего имения, он все почти карманные деньги свои раздает неимущим. Как-то на днях опять явилась к нему с просьбою о детях вдова надворного советника Федорова, умершего под судом за растрату казенных денег. «Ну, ты опять пришла, — говорит ей Беклешов, — ведь я сказал уж тебе, что муж твой был плут и я за тебя, хоть ты расплачься, государя беспокоить не стану. А вот тебе на бедность от меня еще сто рублей; как проешь их, так добрые люди еще помогут. О старших же ребятишках попрошу губернского предводителя или кого-нибудь из ученых, чтоб поместили в какое-нибудь училище. Ну, теперь пошла!». Учеными называет Александр Андреевич университетское начальство.