Эдуардо Кон - Как мыслят леса. К антропологии по ту сторону человека

Я использую предложенное Донной Харауэй (см. Haraway, 2008: 3, 35, 41) выражение «становление земным» («becoming worldly»), обсуждая возможность проникновения в нарождающиеся миры, аналогов которым до сих пор не было; в центре внимания оказываются находящиеся за нашими пределами существа как человеческого, так и нечеловеческого происхождения. Человеческий язык – это и препятствие, и средство в реализации этого проекта. Данная глава представляет собой попытку исследовать обе ипостаси.

Классическое антропологическое высказывание Маршала Салинса (1976: 12) об отношениях культуры, символического значения и биологии: «В символическом событии вводится радикальный разрыв между культурой и природой». Это созвучно с заявлением Соссюра (1959: 113) о «радикально произвольной» связи «звука» (ср. природа) и «идеи» (ср. культура).

Это дерево с крупными плодами, напоминающими стручки гороха, известно в Авиле как пука пакай ( лат . Inga alba, семейство Бобовые-Мимозовые).

См. текст на кечуа: Kohn, 2002b: 148–49.

С учетом поставленных в этой книге задач я представляю сжатую версию более сложного разделения семиотического процесса. В семиотике Пирса понимание знака включает три аспекта: (1) характеристики, которыми он обладает сам по себе (будь то качество, нечто фактически существующее или закон); (2) его отношение к репрезентируемому объекту и (3) то, как «интерпретант» (последующий знак) репрезентирует знак и его отношения с объектом. Используя термин «знаковое средство» («sign vehicle»), я сосредотачиваюсь на первом из трех аспектов. Однако в целом, как будет объяснено в тексте, я лишь рассматриваю знаки как иконы, индексы и символы. По ходу дела я сознательно сжимаю описанное выше триадическое разделение. В строгом смысле определение знака как иконы, индекса или символа относится только ко второму из описанных аспектов знакового процесса (см. Peirce, CP 2.243–52).

См. обсуждение Пирсом «диаграмматических икон», в которых подавление одних черт притягивает внимание к другим (Peirce, 1998b: 13).

Конечно, на другом уровне интерпретации икона пу о может также служить индексом (определение будет дано далее в тексте). Подобно событию, на которое она похожа, икона может напугать того, кто ее услышит.

См. Peirce, 1998d: 8.

См. Peirce, CP 1.346, 1.339.

См. Peirce, CP 1.339.

Здесь стоит отметить, как в прагматизме Пирса связаны «средства» (means) и «значение» (meaning) (CP 1.343).

См. Peirce, CP 1.213.

Осознание обязательности «действия» лингвистических и всех прочих знаков освобождает нас от необходимости обращаться к перформативной теории для восполнения пробелов, связанных с рассмотрением языка как утратившей действие ссылки (см. Austin 1962).

Во введении я обсуждал, как даже те антропологические подходы, которые осознают отличие знаков от символов, приписывают их исключительно людям и помещают в интерпретативную рамку символического контекста.

Solanum quitoense ( лат. ).

См. Kohn, 1992.

Этот пример был заимствован из обсуждения Диконом (1997: 75–76) иконизма и эволюции защитной окраски моли.

Выдвигаемый здесь аргумент о логическом отношении индексальности к иконичности вытекает и заимствован из трудов Дикона (1997: 77–78).

Дикон описывает и предлагает новое семиотическое истолкование трудов Сью Сэвидж-Рамбо (см. Savage-Rumbaugh, 1986).

См. также Peirce (CP 2.302) и Peirce (1998d: 10).

Под «выведенным» («inferential») я имею в виду то, что ряды поколений организмов строят «догадки» об окружении. Посредством эволюционной селективной динамики организмы все больше «соответствуют» своему окружению (см. Главу 2).

Рассмотрение трудов Пирса с позиции антропологии представляет это в сжатом виде. Так, третичность считается исключительно человеческим символическим свойством (см., например, 2003: 414, 415, 420), а не свойством, присущим любому семиозису и, в сущности, любой существующей в мире закономерности.

«[Категории первичности, вторичности и третичности] предполагают определенный ход мышления; возможность существования науки зависит от того факта, что человеческая мысль обязательно оказывается частью чего бы то ни было в нашей вселенной, а ее естественные модусы имеют тенденцию быть модусами действия вселенной» (Peirce, CP 1.351).

И все же мы должны принять во внимание идеи Декарта о «первичности» чувствования и самости. «Я мыслю, следовательно, я существую» теряет свой смысл (и чувствование), когда употребляется во множественном числе, втором или третьем лице; точно так же, как только вы, будучи Я, можете почувствовать цупу .

См. текст на кечуа: Kohn, 2002b: 150–51.

См. текст на кечуа: Kohn, 2002b: 45–46.

Пишку анга ( кечуа ).

См. текст на кечуа: Kohn, 2002b: 76.

Это связано со словом тику , которым в Авиле описывают неуклюжее передвижение (см. Kohn, 2002b: 76).

См. Bergson, 1911: 97. Подобная механистическая логика полностью обусловлена тем, что за машиной, которая их разрабатывает и строит, уже существует (целая) самость.

«Хуаньючи шами мачакуй».

Хуайра мачакуй (кечуа); Chironius sp. ( лат .).

См. текст Уиттена (Whitten, 1985) об отделении головы змеи от ее тела и потенциальном символизме этого акта.

Примером является книга «Звук и чувство» (Sound and Sentiment, 1990) Стива Фелда (Steve Feld); она представляет собой размышление о символических структурах, посредством которых калули (а также пишущий о них антрополог) ощущают образ.

Barbasco ( исп. ); Lonchocárpus nicou ( лат. ); в Авиле известна просто как амби – отрава.

См. текст на кечуа: Kohn, 2002b: 114–15.

Я применяю эту заимствованную у Пирса (CP 1.221) фразу к широкому кругу явлений.

См. позицию Роя Раппапорта (Roy Rappaport, 1999: 1), согласно которой жизнь человеческого вида «с точки зрения значений должна конструироваться в мире, свободном от врожденного значения, но в соответствии с физическим законом».

Моя убежденность в центральном значении телоса как эмерджентного свойства, присущего «заколдованному» живому миру, простирающемуся по ту сторону человеческого, в корне расходится с тем, как понятие заколдованности понимает Джейн Беннет (2001).