Элизабет Лофтус - Миф об утраченных воспоминаниях [Как вспомнить то, чего не было] [litres]

Стив перевернул страницу.

– Теперь переходим к первому воспоминанию Дженнифер об изнасиловании. «Я была как раз готова прекратить сеансы психотерапии… А потом вошла Кристен и рассказала мне об отце. О том, что он с ней сделал, и о том, что, по ее мнению, он сделал это и со мной тоже, хотя в этом она не была уверена. Вот и все. После этого… Я не знаю, как объяснить, что случилось. Я просто почувствовала это всем своим нутром. Как будто мне в живот врезалось пушечное ядро… мне просто стало предельно ясно, что она говорит правду».

Даг подумал, что ключом ко всему этому была Дебби, а не Кристен.

– Разве вы не видите? – спросил он Моуэна. – Она первой поверила, что я насиловал наших детей. А потом все просто стали больше и больше убеждать в этом друг друга. У Дженнифер и мыслей не было о насилии до тех пор, пока Кристен не высказала свое предположение. Дженнифер поддалась внушению, и «воспоминания» начали развиваться, а Кристен, Дебби и ее психотерапевт постоянно твердили ей, что ее новые воспоминания абсолютно достоверны. Все началось с Дебби – она внушила остальным членам нашей семьи бредовую мысль о том, что меня насиловали в детстве, а потом убедила Дженнифер и Кристен, что я насиловал их. Записка доказывает мою теорию.

Незадолго до этого Стив получил написанную от руки записку, датированную 22 февраля 1991 года, от психотерапевта, с которым консультировались Даг и Дебби, когда у них начались супружеские проблемы. Этот психотерапевт писал, что двумя годами ранее, задолго до того, как Кристен и Дженнифер впервые упомянули о вероятности сексуального насилия, Дебби «обдумывала возможные обвинения против господина Нейгла… Выбирая из них двоих, я склонен утверждать, что господин Нейгл заслуживает большего доверия». Однако суд не мог принять во внимание записку этого специалиста, поскольку он сомневался, этично ли будет давать показания и рассказывать о его сеансах с Дебби. Даже если бы он согласился выступить в качестве свидетеля, Дебби воспользовалась бы правом пациента, чтобы исключить его показания из материалов дела.

Дело осложнялось еще и тем, что доктор Штайн, судебный психолог, который побеседовал со всеми членами семьи, не был согласен с теорией Дага о том, что Дебби сыграла в этой истории ключевую роль. В 1989 году Кристен в письме Дженнифер рассказала, что недавно вспомнила, как ее насиловал дядя Фрэнк, и добавила, что, по ее мнению, ее мог насиловать кто-то еще. Она не помнила, кто именно, но хотела выяснить, не было ли у Дженнифер каких-нибудь мыслей по этому поводу. Дженнифер говорила доктору Штайну, что ей «нечего было рассказать» сестре. Однако позднее, когда Кристен вспомнила, что ее насиловал отец, и высказала предположение о том, что Дженнифер тоже мог изнасиловать он, Дженнифер внезапно стало «предельно ясно»: сестра говорит правду.

Дагу отчаянно хотелось выяснить, что случилось с его семьей, и доказать свои теории в ходе приближающегося слушания – Стив это понимал. Но любой хороший адвокат по уголовным делам знает, что защита никогда ничего не доказывает, задача доказать вину подсудимого целиком и полностью возлагается на сторону обвинения. Если бы в суде Стив попытался распутать сложнейшие психологические перипетии семейной жизни Нейглов, он лишь представил бы прокурору дополнительные доводы, одновременно ослабив основную линию защиты: никто доподлинно не знает, что произошло.

«Мы никогда не узнаем, началось ли все это с Дебби или с Кристен», – подумал про себя Стив. Он откашлялся.

– Как ваш адвокат я должен передать вам предложение от стороны обвинения, – сказал он. – Этим утром они предложили вам немедленно признать свою вину. Они согласились не настаивать на тюремном сроке, но, разумеется, любой приговор за совершение преступления, касающегося вопросов морали, включает в себя лишение звания адвоката.

Даг не мог поверить своим ушам. «Мой собственный адвокат хочет, чтобы я признал свою вину!» – думал он.

– Я не соглашусь признать свою вину, – сказал Даг дрожащим от гнева голосом. – Ни за что не соглашусь. Когда-нибудь мои дети поймут, что этого не было. Этого просто не было. И тогда будет важно, что я не прогнулся. Если я признаю свою вину, мои дети навсегда останутся в замешательстве. Если придется, я проведу в тюрьме всю оставшуюся жизнь, но я не стану признавать, что виновен. Я этого не сделаю, – добавил он, словно опасаясь, что Стив его не понял.

Выходя из кабинета, Даг громко хлопнул дверью. Его глубоко поразило спокойствие, с которым его адвокат передал ему предложение прокурора. Он знал, что, если признает свою вину, стремясь избежать тюремного заключения, его дети никогда не поверят, что он невиновен. Он будет до конца жизни носить клеймо педофила, человека, который изнасиловал собственных детей. Внезапно на него всей своей тяжестью обрушилась реальность: его посадят в тюрьму.

Стив Моуэн вздрогнул, когда за Дагом захлопнулась дверь. Он посидел некоторое время, собираясь с мыслями. «Лучше бы я никогда не слышал слово вытеснение », – подумал он. Он взял со стола стенограммы назначенных судом встреч доктора Штайна с Дженнифер и еще раз их просмотрел. Потом, дотянувшись до противоположного края стола, взял черный блокнот с отсканированными записями личного психотерапевта Дженнифер. В десятый раз перечитывая ее записи, он внезапно заметил, как сильно отличались эти короткие, состоящие из трех-четырех предложений обобщения от напечатанных на машинке дословных стенограмм разговоров Дженнифер и Штайна.

Первый сеанс Дженнифер с ее личным психотерапевтом состоялся 21 июня 1989 года, через два дня после того, как она попыталась убить себя, приняв слишком большую дозу безрецептурного антидепрессанта виварин. Когда ее начали спрашивать про депрессию, она упомянула несколько причин своего подавленного состояния: ей не нравились «богатые снобы» в школе, ее лучшая подруга только что переехала в Калифорнию, а еще одна подруга жила слишком далеко. Но Дженнифер не смогла назвать никаких конкретных причин, подтолкнувших ее к недавней попытке суицида.

Когда психотерапевт попросила Дженнифер описать ее родителей, она охарактеризовала отца как трудолюбивого и самоотверженного. По ее словам, он часто вел себя «как маленький ребенок». Мать она изобразила как чрезвычайно организованную, безэмоциональную и бесчувственную женщину.

Стива поразило, что Дженнифер сравнила своего отца с «маленьким ребенком». «То же самое есть и в записях сеансов с доктором Штайном», – подумал он, заглядывая в стенограмму от 15 апреля. Приблизительно в середине беседы Дженнифер сказала Штайну: «Мой отец любил детей. Он всегда готов был поиграть с нашими маленькими кузенами, когда их привозили к нам. Он много времени проводил с подростками в церкви и все такое. Так что, знаете… И отцом он был хорошим. Многие люди… эм-м, он был очень рассеянным, часто что-нибудь забывал».