Элизабет Лофтус - Миф об утраченных воспоминаниях [Как вспомнить то, чего не было] [litres]

И на следующей странице: «Он действительно проводил с нами больше времени, чем отцы моих друзей. Он возил нас в разные места, и мы все время что-нибудь делали вместе, и… он никогда не ждал, что ты будешь идеальным ребенком и будешь получать одни пятерки, и все такое. Он был другим отцом».

Когда Штайн спросил Дженнифер, заставлял ли отец ее когда-нибудь испытывать унижение или смущение, она ответила, что он делал лишь «то, что нормально для любого отца»:

– Он пел в машине перед моими друзьями и все в этом роде… Он очень странный человек… Он раньше часто пел… что же это было? Детскую песенку «Клементина»… Он еще пытался танцевать, мне от этого было очень неловко.

– Твои друзья думали, что это глупо? – спросил Штайн.

– Да, – ответила Дженнифер.

Стив вдруг понял, что улыбается, представляя, как Даг Нейгл, человек среднего возраста, в очках с толстыми стеклами, работающий юристом по корпоративным вопросам, поет и танцует перед своей дочерью-подростком и ее друзьями. Ему еще не доводилось видеть своего клиента с этой стороны.

Ближе к концу сеанса Дженнифер сказала:

– Днем он был практически идеальным отцом, но ночью он делал ужасные вещи.

Стив вернулся к заметкам психотерапевта, и его снова поразило, насколько дословные стенограммы разговоров со Штайном отличались от этих обобщающих заметок, написанных, возможно, через несколько часов после окончания сеанса. Часто сразу три сеанса описывались на одной странице. Из этих записей нельзя было понять, что говорила психотерапевт, чтобы добиться от пациента определенной реакции, как она формулировала свои вопросы и какими могли быть ее ожидания. Не задавала ли она наводящих вопросов и не внушала ли своими комментариями определенные выводы? Как Дженнифер отвечала на ее вопросы – может быть, она сомневалась, запиналась, переиначивала вопросы, отказывалась отвечать или каким-то иным образом сопротивлялась предположениям психотерапевта? На эти вопросы нельзя было ответить, основываясь на заметках специалиста 3.

Стив невольно подумал, насколько иначе выглядели бы материалы этого дела, если бы разговоры Дженнифер с психотерапевтом записывались на магнитофон. Что, если бы каждый психотерапевт записывал каждый свой сеанс с пациентом на аудио или видео? Но даже тогда – сумели бы мы точно определить, что происходило в ходе этих сеансов? В какой степени психотерапевт может повлиять на мысли своего пациента, так или иначе формулируя вопросы, используя те или иные жесты, делая паузу, чтобы поразмыслить, или молча и без комментариев глядя на пациента?

Двадцатого сентября 1989 года психотерапевт Дженнифер продолжила собирать данные об истории и характере семьи Нейгл. Описывая отца, Дженнифер снова назвала его трудоголиком, который часто бывает забывчив и поглощен своими мыслями, но в то же время остается добродушным и любящим человеком.

Четвертого октября психотерапевт записала, что она продолжает собирать информацию об истории пациентки и начинает концентрироваться на вероятности пережитого ею в прошлом насилия.

«Вероятность пережитого ею в прошлом насилия». Прочитав эти слова, Стив нахмурился. Кто поднял вопрос о насилии – психотерапевт или ее пациентка? И снова не представлялось возможным найти ответ в этих скудных, напоминающих шифр заметках.

Одиннадцатого декабря 1989 года Дженнифер рассказывала о своем чувстве одиночества и отстраненности от родителей. В течение октября и ноября, пока еженедельные сеансы продолжались, самым частым комментарием, который постоянно повторяла психотерапевт, было замечание «мы продвигаемся очень медленно». Из записей Стиву было ясно, что она пыталась помочь своей пациентке стать более напористой. Дженнифер начала говорить о «прогрессе» в отношении ее самооценки. Приблизительно в то же время они с психотерапевтом начали исследовать возможные причины ее депрессии.

Тринадцатого декабря психотерапевт упомянула, что Дженнифер все еще «очень медленно продвигается». Несмотря на то что девушке стало легче проявлять настойчивость и выражать свои чувства, она все еще не могла понять причины своей депрессии.

В записи от 24 января 1990 года указывалось лишь то, что Дженнифер продвигается вперед.

Двадцатого февраля 1990 года психотерапевт записала, что ей позвонила Кристен, которая думала, что может помочь сестре, поделившись с ней собственными, недавно восстановленными в ходе терапии воспоминаниями о насилии, которому ее подвергал отец. Психотерапевт поделилась новостью о звонке Кристен с Дженнифер, которая беспокоилась о сестре, но не смогла сообщить ничего «конкретного». Дженнифер согласилась на то, чтобы Кристен присоединилась к ним во время следующего сеанса психотерапии.

Слово «конкретное» показалось Стиву немного странным. Поинтересовалась ли психотерапевт у Дженнифер о том, знает ли она что-нибудь «конкретное» о насилии, которому якобы подверглась Кристен, или же она предположила, что Дженнифер сможет рассказать ей о «конкретных» случаях насилия, которое пережила она сама? Начали ли они искать подробности по инициативе Дженнифер, или же это психотерапевт пыталась отыскать конкретные воспоминания, которых, по сути, еще не существовало? И вновь узнать это было невозможно.

Седьмого марта 1990 года, впервые с тех пор, как Дженнифер первый раз пришла на сеанс восемь месяцев тому назад, записи психотерапевта заняли целую страницу. Сеанс был назначен после того, как 20 февраля ей позвонила Кристен, чтобы обсудить с ней кое-какие «случаи», из-за которых она думала, что Дженнифер также была изнасилована. Во время общего сеанса психотерапии Кристен не стала разглашать никаких деталей этих случаев, но Дженнифер была обескуражена, расстроена и опасалась, что именно из-за этого Кристен и позвонила ее психотерапевту.

Тринадцатого марта врач написала, что проконсультировалась с коллегой, который посоветовал ей сообщить об этом деле в органы опеки – государственное учреждение, ответственное за расследования по обвинению в сексуальном насилии над детьми, пусть даже на настоящий момент никакого насилия не совершалось. Двумя днями позже Дебби Нейгл позвонила психотерапевту дочери и спросила, следует ли Дженнифер оставаться в одном доме с отцом. По ее словам, она была уверена, что ее дети находятся в полной безопасности, но, несмотря на это, психотерапевт порекомендовала подыскать для Дженнифер временное жилье.

Позднее в тот же день психотерапевт Дженнифер сообщила о деле Нейглов в органы опеки.

Двадцать шестого марта Дебби по телефону сообщила, что доктор Бейкер порекомендовал Дагу съехать от семьи как минимум на полгода, чтобы Дженнифер смогла вернуться домой. В тот же день все четыре сестры встретились в кабинете психотерапевта, чтобы поделиться своими чувствами и переживаниями. Элисон, вторая по старшинству из четырех сестер, проявляла открытую враждебность к Кристен и психотерапевту, отказываясь верить, что ее отец был способен изнасиловать собственного ребенка. Анна была в полном смятении. Дженнифер поддерживала Кристен. Психотерапевт надеялась, что этот сеанс поможет наладить общение между сестрами.