Юрий Апенченко - Пути в незнаемое

В Карельской республиканской больнице лечат зубы под наркозом. За один наркоз — четыре часа — излечивают тридцать зубов. Больные, приезжающие за тысячи километров, говорят, что им дешевле уплатить за проезд, чем на месте вылечить зубы. Могли ли предполагать Мортон и Уэлс, что их изобретение приведет к осуществлению вековечной мечты дантистов? И думал ли Вильям Мортон, что 16 октября, день его удачного наркоза, будут ежегодно отмечать карельские анестезиологи?

Перевозчик Харон любил свою работу, но его огорчало то, что пассажиры у него были всегда в одну сторону и обратно приходилось возвращаться порожняком. Кто из перевозчиков любит возвращаться порожняком? Некоторые вообще скорее откажутся везти, чем согласятся делать обратную ходку без пассажира.

Но Харон был добросовестным перевозчиком, и за всю свою многовековую практику он ни разу не отказался перевезти пассажира с одного берега Стикса на другой. Хотя всякий раз ворчал, что неплохо бы брать плату в оба конца, потому что обратный путь ему никто не оплатит. Путь тудав Древней Греции, как известно, оплачивали: когда человек умирал, ему клали в рот монету, чтобы он уплатил Харону за перевоз.

Стикс, в общем, река как река, за исключением того, что это река смерти. И если по одну сторону Стикса живут люди пока еще живые, то по другую сторону живут люди уже мертвые. Впрочем, как живут? Как обычно живут мертвые — то есть совсем не живут. И вот для того чтобы человек, живущий на этой стороне, мог не жить на той стороне, его нужно перевезти через реку Стикс. Этого требует древнегреческий миф, и старый Харон должен выполнять это требование, потому что он сам из этого мифа. Он живет в этом мифе; впрочем, как живет? Так, как живут те, кто давным-давно умер, а то и вовсе не жил: исключительно в памяти потомства.

И все же старый Харон любит свой миф и свою реку Стикс, а также свою профессию перевозчика, несмотря на то что у него никогда не бывает обратных пассажиров и всякий раз приходится возвращаться порожняком. Утешает, однако, то, что по крайней мере туда он не переправляется порожняком: на этой стороне, где живут, пассажиров всегда хватает, не то что на той, где вообще никто не живет.

Однажды, взяв пассажира на этой стороне, а именно в Карельской республиканской больнице, перевозчик Харон, поворчав для порядка, что назад придется возвращаться порожняком, потихоньку отчалил от берега и доплыл уже до середины реки, когда вдруг увидел еще одну лодку. В лодке был только один человек, и Харон, естественно, посчитал его перевозчиком и возблагодарил Гермеса, покровителя перевозчиков, что он прислал ему помощника в этом нелегком деле. Вдвоем работа пойдет веселей, насколько может быть веселей, когда возишь людей от жизни к смерти.

— Ты кого отвозил? — спросил Харон, заводя разговор, который любят заводить между собой перевозчики, даже если они видят друг друга впервые. Профессия нас объединяет, а если нас что-то объединяет, то почему бы не завести разговор?

Человек в другой лодке улыбнулся, отчего по Стиксу пошли круги: на этой реке еще никто никогда не улыбался.

— Я никого не отвозил, — сказал Анатолий Петрович Зильбер.

Представьте себе, это был он: профессор, уважаемый человек, сидел себе в лодочке, вместо того чтоб заниматься наукой.

— То есть как — не отвозил? — удивился Харон. — А зачем же ты тогда здесь?

— Я хочу взять вашего пассажира, Харон Эребович. — Как истинный интеллигент, профессор Зильбер, во-первых, обратился к собеседнику на «вы», а во-вторых, назвал его по имени-отчеству (как истинный эрудит, он знал отчества не только своих коллег и друзей, но даже совершенно посторонних мифологических персонажей).

Услышав свое отчество, которого он прежде никогда не слыхал, Харон растрогался. Он вспомнил об отце своем Эребе, и о матери своей Никте, и о дедушке Хаосе, и о дяде Тартаре, и о тете Гее, а также о братьях Гипносе, Эфире и Танатосе и о сестрицах Гемере и Мегере…

Воспоминания о родственниках не отвлекли, однако, перевозчика от его основного дела, и, сообразив, что у него хотят отобрать пассажира, он закрыл один глаз, чтобы собеседнику стало ясно, что он подмигивает:

— Ничего, своего пассажира я сам довезу.

— Я в этом не сомневаюсь, Харон Эребович. — Профессор опять улыбнулся, да так, что на Стиксе поднялись волны. — Но дело в том, что я отвезу его на противоположную сторону.

— Это, что ли, обратно? Да ты что! Такое на нашей речке не водится.

— Харон Эребович, — сказал Анатолий Петрович Зильбер, — знаете ли вы, что такое клиническая смерть?

— Какая смерть?

— Клиническая.

Харон пожал плечами:

— Всякие смерти знаю: и от ножа, и от огня, и от воды… А этой… клинической… этой я не знаю…

Он хотел плыть дальше, но Зильбер зацепил его лодку багром…

На реке начинался шторм: Зильбер улыбался.

— А кто разрешил? Плутон разрешил? — уцепился Харон за авторитет, потому что больше ему не за что было уцепиться.

— Клиническая смерть входит в компетенцию не Плутона Кроновича, а Эскулапа Аполлоновича…

— И он, этот Аполлонович, сказал, что нужно везти обратно?

— Нужно, Харон Эребович. И как можно скорей.

Волны стихли, перестали идти по реке круги, и Харон понял, что собеседник не шутит.

— А можно, я сам его назад отвезу? У меня еще никогда не было обратного пассажира… Все порожняком да порожняком…

— Ладно, — кивнул Зильбер. — Только я поплыву вперед: буду показывать дорогу.

— Это мне-то показывать дорогу? Да я этих пассажиров знаешь сколько перевозил?

— Много. Но вы их возили туда, а теперь их нужно везти обратно. А между жизнью и смертью туда и обратно дороги разные…

Разные дороги… В этом-то вся беда. В этом-то вся трудность работы реаниматолога, перевозчика на реке смерти — не в ту, что Харон, а в обратную сторону…

Мы сидим в ординаторской. У нас обед. Сегодня нас кормит Галина Семеновна Сильвестрова — врач, главный архивариус и ученый секретарь КАРОАР. А сегодня она к тому же и повар (кстати, хороший повар: это я могу подтвердить как гость, которому приготовленный ею будничный обед показался поистине праздничным). Завтра поваром будет Борис Емельянович Шунько, врач и главный электронщик отделения, послезавтра — Елена Васильевна Трухан, врач, биохимик, а также министр увеселений и искусств. Каждый врач в отделении, кроме своей основной, серьезной, профессии имеет дополнительную, несерьезную, но крайне необходимую коллективу. Впрочем, несерьезность этой дополнительной профессии чисто внешняя, она лишь в шутливых названиях — директор, министр, — но выполняется она всерьез и требует много сил и энергии. Юлия Ивановна Быстрицкая директор библиотеки отделения, хранитель библиографической картотеки. Илья Григорьевич Хейфец — главный переводчик отделения (английский, французский, немецкий). Михаил Георгиевич Фулиди — главный художник отделения. Эдуард Эдуардович Белковский — главный фотограф и музыкант… В этом отделении все главные, но душой всех главных является, конечно, Анатолий Петрович Зильбер — главный врач, главный научный руководитель, а в дополнение к этому — главный поэт, главный композитор, главный юморист…