Юрий Апенченко - Пути в незнаемое

Петров встретил меня в коридоре и даже не поздоровался. Не заметил. Сане Поздову он сказал, что мою заявку навряд ли запатентуют в США. Значит, интересовался. Он сказал, что получить патент в США очень сложно. А во Франции — легко. Что Франция по любой заявке патент выдает. И что в нашей заявке нет ничего нового. Саня Поздов не согласился с ним, и Петров не стал продолжать разговор.

ОН ОСТАЛСЯ ПРИ СВОЕМ МНЕНИИ.

Саня с ним тоже спорить не стал, но на следующий день в его рабочей комнате рядом с весами АВТ-2 появилась копия картинки

МЫШИ КОТА ПОГРЕБАЮТ.

Огромный кот с задранными кверху лапами привязан к саням, а маленькие мыши тащат его на веревках, как бурлаки баржу. Или как лилипуты Гулливера. Слух о том, что у Сани Поздова в комнате вывешена такая картинка, быстро распространился по институту. Кому-то показалось, что одна из мышей похожа на заведующего отделом Бледнова, а другая, стоящая на запятках саней, напоминает Петрова. Петрову, конечно, донесли. Бледнову тоже. Сане Поздову грозили неприятности, но он словно бы не догадывался о них.

Вскоре в комнату как бы невзначай зашел кто-то из руководства и как бы случайно увидел картинку.

— Что это? — спросил между прочим.

— Мыши кота погребают, — невозмутимо ответил Саня.

— В каком смысле?

— Народное творчество, — пояснил Саня.

— А почему вы повесили это здесь, в рабочей комнате?

— Увлекаюсь русским лубком.

— А какое, простите, отношение имеет русский лубок к производственному процессу?

— Прямое, — сказал Саня. — Эта копия демонстрирует высокое качество фотокопировальных работ, осуществляемых в нашем отделе.

И крыть руководству было нечем.

Увеличивался поток писем. Писали из Англии, Австрии — отовсюду. Интервалы между письмами сокращались. Я был похож теперь на шахматиста, играющего сразу на многих досках. Или на жонглера, которому несколько ассистентов одновременно бросают тарелки, а он молниеносно возвращает их, управляясь со всеми.

Мистер Крузо, или Краузе, не оставлял меня своими заботами. Недавно он прислал второе заключение с грозной припиской, вернее — припечаткой на машинке:

ЭТО ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ.

Насчет конституции, правда, во втором заключении ничего не говорилось и даже не упоминалось, относительно широты и неясности — тоже. Экзаменер напирал на патенты А, В и С, по поводу которых я уже дал исчерпывающие объяснения.

«Апликант, — писал мистер Крузо, — в качестве ДОРЕМИ использует СОЛЬДОСОЛЬ, то есть то же самое, что описано в патенте А. Кроме того, в качестве одного из примеров он использует танк, как в патенте В, а в качестве другого — таракана, как в патенте С. Пункты 1–4, — писал далее мистер Крузо с настойчивостью, достойной лучшего применения, — отклоняются, как предвосхищенные патентами А и В, взятыми в отдельности или в сочетании с патентом С».

Складывается впечатление, что Экзаменер не удосужился даже пробежать мой ответ глазами и

ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ

написал, используя первое, написанное под копирку. Я подумал:

ЗАЕЛО ПЛАСТИНКУ.

Такое же впечатление сложилось и у добрейшего мистера Хэйдена, который, однако, в своем письме использовал более осторожные выражения.

«Эрик С. Файер

Эрик Ф. Скай

Джон Г. Айер

Г. Джон Хелпфилд

Файер и Айер

Патенты и торговые знаки

Телекс 715271

Робер Г. Файер

1901–1973

Авиапочта

Уважаемые господа:

Благодарим Вас за Ваше письмо. В окончательном решении Экзаменер утверждает, что Инвентор в своем изобретении в качестве ДОРЕМИ использует СОЛЬДОСОЛЬ. Насколько мы можем судить, в изобретении ничего не говорится о ДОРЕМИ.

У нас создалось впечатление, что Экзаменер недостаточно внимательно ознакомился с нашим ответом.

Сообщите нам, правильно ли мы понимаем этот вопрос?

Мы намерены подать прошение в Патентное ведомство и ждем Ваших дальнейших инструкций.

По поручению фирмы Эрик Хэйден».

В одном месте мистер Хэйден допустил опечатку, которая была аккуратно замазана белилами, а сверху столь же аккуратно впечатана правильная буква.

ЭРИК ХЭЙДЕН ВЫГЛЯДИТ ЧЕЛОВЕКОМ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫМ ВО ВСЕХ ОТНОШЕНИЯХ.

Из письма поверенного следовало, что грозная приписка Экзаменера относительно окончательного решения —

ЭТО БЛЕФ.

Добрейший Эрик Хэйден намеревался подать куда-то какое-то прошение. Видимо, существовал крючок, которым можно было подцепить Экзаменера. И, надо думать, не один.

— По-моему, они морочат нам голову, — сказал я нашему патентоведу Валентину Валентиновичу.

— Возможно, — ответил он.

— Ну и мы им тогда поморочим.

Именно в силу этого обстоятельства, несмотря на то что голос теперь у меня есть, говорить о своем изобретении я могу далеко не все. Только то, что уже сказал.

И НИ СЛОВА БОЛЬШЕ.

Слишком много приходилось заниматься старым, которое отчасти уже потеряло смысл. То есть тем эскизом, наброском, этюдом, после которого были десятки других и который был положен в основу большой картины.

На что дни уходят? Ведь жизнь у человека очень короткая. Занимаясь перепиской со всеми этими господами, я не успеваю делать нечто гораздо более существенное. Быть может, на мой век отпущены еще один зáмок, парк, сад. И может, мне не хватит на то, чтобы дойти до них, именно тех дней и часов, которые были потрачены на суету, пустяки и ненужные письма.

Я устал. От мистера Крузо и от мистера Хэйдена. Оттого, что приходится валять дурака. Устал от усталости месье Жуваля и от беспечной бодрости синьора Спецци. Не хочу слышать никаких голосов: ни нью-йоркских, ни римских, ни лионских, ни лондонских. Хочу за город, километров за сорок. Или хотя бы в лес, с которым граничит луг за деревней.

…За время обширной переписки я приобрел два псевдонима, клички, прозвища. Одни называют меня Апликантом, другие Инвентором, что, в сущности, одно и то же.

С одной стороны — Апликант, с другой — Представитель. Лаборатории, отдела, института, страны. Такова моя нынешняя функция, и никуда от нее не денешься. Это все равно как если бы моей печени вдруг надоело вырабатывать желчь, сердцу — биться, легким — дышать. И они перестали бы вдруг работать. Что бы стало тогда со мною? Известно что. Но печень продолжает работать, легкие дышать. Худо ли, бедно, но продолжают. И никуда им от этого не деться.

Приходят письма. Я отвечаю на них. Подписываюсь: Ваш Инвентор. Временами мне хочется написать: Ваш несчастный Инвентор. Но я не могу себе этого позволить.

Снег.

Снег покрыл крыши домов, припорошил луг за деревней.

Леночка спрашивает:

— Признайся, ты влюбился? У тебя появилась другая женщина?

— Да, — говорю. — Хочешь знать, как ее зовут? Ее зовут Крузо. Она — алкоголик. Крыса. Как тебе это нравится?