Игорь Текалов - Золото сечи [СИ]

— Серёж, у тебя жена есть, — напомнила Маша. — Да и не пойдёт на это Николай Иванович. Да и я тоже. При живой-то жене.

— Да что ты заладила? Жена, жена… Значит, нужно как-то печать незаметно взять и самим документы выправить. Ты же работала у него секретарём, должна знать, как это делается…

— Сергей, ты меня вообще слышишь?

— По другому никак нельзя, — проговорил Бритвин, положил вилку на стол и растерянно пожал плечами. — Не знаю больше, как. Не прибыть к новому месту… По законам военного времени это к дезертирству приравняют.

— Не ехать нельзя, — Мария взяла его за руку. — Ты поезжай. А там — видно будет. Может немец сюда и не дойдёт ещё. Тогда и вас вернут. Ты же сам говорил — участок здесь перспективный, работы много…

— Маша! — перебил её Сергей. — Ну что ты говоришь?!

— Правду говорю. Тебе не ехать нельзя, а мне с тобой нельзя.

— Значит, разведусь я, — заявил Бритвин. — Только на это время нужно. А времени совсем нет.

— Вот и поезжай, — успокаивающе сказала Мария, поглаживая его руку. — А я здесь тебя ждать буду, дома.

— Дома, — повторил Сергей. — Точно-дома! Где человеку хорошо, там и дом. Значит, мой дом здесь.

— Вот увидишь — всё наладится. Если богу так угодно, то так тому и быть.

— Причём тут бог?! — хмыкнул Бритвин. — Не бог же мне приказ уезжать дал. И вообще… Ты же комсомолка?!

— Так моя бабушка говорила, — смутилась Мария.

— А что она ещё говорила? — улыбнулся Сергей.

Благодаря стараниям возлюбленной, он заметно успокоился. Видимо и правда поверил, что всё решится само собой.

— А ещё говорила, что утро вечера мудренее, — ответила Мария. — Ешь уже! Остыло всё…

Бритвин снова принялся за еду.

Мария встала из-за стола, сняла с печи закипевший чайник, и вернулась.

— Кстати, а почему ты иногда говоришь, что, мол, святой вечер наступил? — спросил Сергей. — Святой вечер — это ведь не каждый день, а только накануне Рождества.

— Не знаю. Тоже бабушка так говорила. Ты чай будешь?

— Нет, спасибо! Не хочу на ночь напиваться. Уже и святой вечер закончился, святая ночь началась.

— Не паясничай! Нельзя над этим смеяться, — одёрнула его Мария.

— Ладно, не буду.

Закончив ужин, они пошли спать. Не то, чтобы спать… Спать в эту ночь им совсем не хотелось.

— Любимый мой, — по-детски шептала разгорячённая Мария, царапая до крови спину Сергею.

Он был сверху. Потом сверху была она. Потом они скатились на пол, даже не заметив этого. Для двоих кровать была явно мала. Мария прыгала на нём как заведённая. "А она многому со мной научилась, — не без удовольствия отметил про себя Сергей. — Все-таки Лидка тоже не зря те журналы импортные изучала". Вслух он этого конечно не сказал. Болтавшуюся как шарф на шее ночнушку Марии он сорвал и бросил на стул. Тёмные Машкины волосы рассыпались по белеющим в темноте плечам…

Под утро они всё же уснули.

Рядовой 94-ого самокатного батальона 4-ой горнострелковой дивизии "Горечавка" [43] По названию растения с синими колокольчатыми цветками — эмблеме дивизии. 49-ого горного корпуса вермахта Гайнц Баер недавно стал разведчиком, чем был очень доволен. Таскать на себе велосипед он не любил.

И бросить нельзя — за отсутствие карандаша в командирском планшете можно в штрафбат угодить, не то что за велосипед. С наступлением осени украинские дороги лишили германских самокатчиков каких бы то ни было перспектив. Передвигаться стало настолько затруднительно, что использование велосипедов полностью утратило смысл. Дорог в немецком понимании этого слова здесь просто не было. В конце концов, командование решило на основе самокатного батальона создать разведывательный, под таким же номером — 94. Так Баер и стал разведчиком.

Теперь он лежал на пригорке и рассматривал в бинокль окраину населённого пункта, который им сегодня предстояло занять. Настроение было хорошее. Насколько хорошим оно может быть перед боем. Хотя боя, вероятнее всего не будет — похоже, войска Иванов ушли из села ещё ночью. Отсюда и настроение. И день, похоже, будет сухой и тёплый. Надоели уже эти дожди.

Баер снял штальхельм [44] Стальная каска. и вытёр носовым платком пот с коротко стриженого затылка. Небо было покрыто облаками. Белыми, как ноги медсестёр в госпитале Хойберга, где он провалялся две недели с рожистым воспалением после югославской операции. Постепенно, освещаемые восходящим солнцем, облака розовели и становились похожи на ноги самого Баера во время болезни, Воспоминания о медсёстрах тоже благотворно сказались на настроении Гайнца и повысили его жизненный тонус, особенно отдельных органов.

Баер снова прильнул к биноклю. Пешеходный деревянный мост через небольшую речушку явно узок для проезда мотоцикла с коляской. Но глубина реки не велика, а склон берега достаточно пологий, чтобы переехать её вброд. Дорожка через мост уходит с небольшим уклоном вверх, и метров через 20 упирается в дорогу. Точнее не дорогу (дорог здесь нет), а проезд по улице. Вот там-то даже машина пройдёт.

— Баер, к лейтенанту! — тихо позвал подползший справа фельдфебель Швайгер.

Лейтенант Хеллмиш сидел под большим клёном, опершись спиной о его толстый ствол, и рассматривал развёрнутую в руках карту.

— Останешься на этом перекрёстке, — приказал он, кивнув в сторону дорожки, за которой Баер только что наблюдал. — Оставлю тебе двоих с пулемётом на мотоцикле… У них в экипаже третьего вчера ранило. Будете с тылу нас прикрывать. Заходим в село через… — лейтенант вскинул руку и посмотрел на часы, — Через 6 минут.

— Так точно! — привычно ответил Баер.

"Тоже не плохо, — подумал он. — Всё лучше, чем по грязным и вонючим коровникам лазить".

Солнце уже полностью вышло из-за горизонта.

— Серёжа, вставай! — тормошила Мария обеими руками Бритвина. — Ну, проснись же! Немцы в селе.

— Что?

Сергей вскочил с постели и, путаясь в штанинах, принялся одеваться.

Мария была уже одета.

— На улицу нельзя выходить, — сказала она. — Иди через огород к речке, по ней из села и выйдешь.

— А ты? — спросил Бритвин.

— А я дома останусь. Я же не партийная, меня не тронут. А тебе я только обузой буду.

Бритвин вынул из прикроватной тумбочки сложенную вчетверо топографическую карту, что изъял в архиве, и револьвер в кожаной кобуре. Расстегнув брючный ремень, продел его в петли кобуры.

— Ты что?! — изумилась Мария. — А если поймают немцы? Без этого может и отпустят, если из наших никто не выдаст, кто ты такой… Оставь всё это! Я провожу тебя до огорода, там и закопаю.

"А ведь она права!" — подумал Бритвин.

Хозяйка открыла дверцы буфета, позвенела посудой, и вынула оттуда небольшую эмалированную кастрюлю с крышкой.

— Клади сюда! — протянула её Бритвину, не выпуская из рук.