Альманах «Знак вопроса» - Знак вопроса, 2005 № 02

Из 300 узников, отправленных из карного лагеря Штуттгоф, в концентрационный лагерь Дахау живыми прибыли 96.

Дахау поразил Семена прежде всего размерами: и лагерь огромный, и стена, которой он обнесен, 8-10 м высотой. А еще — полным «интернационалом всей Европы»: здесь были сербы, хорваты, чехи, испанцы, голландцы, немцы, французы, австрийцы, бельгийцы, поляки, шведы, финны…

Прибыли 20 ноября 1942 года, шел снег. «После бани одежду нам не вернули, а посадили на тележки на резиновом ходу и голышом повезли. Снег падал на наши скелеты-тела, таял и стекал холодными струйками, а люди в полосатой одежде везли нас вглубь лагеря ».

«Нас разместили в 21-м блоке, в 3-й штубе. Я получил личный номер заключенного -40440. На груди под номером был красный треугольник с буквой R. А еще у всех русских, в отличие от других наций, были выстрижены волосы полосой со лба до затылка…».

«Наш блок был экспериментальный. Из него брали людей на ревир, заражали их малярией и другими болезнями и потом наблюдали. ..»

«Несмотря на голод, люди меняли последний кусок хлеба на табак, чтобы хоть немного успокоить свои нервы, а курили гродненскую крепкую махорку, от которой и без того слабый человек становился пьяным…».

«От всего этого, да притом и оттого, что нас выгоняли на улицу, обливая холодной водой, я серьезно заболел… В марте 1943 года меня с высокой температурой поместили в 13-й туберкулезный блок…»

И хотя из этого блока со зловещим номером почти никто не выходил живым, здесь Семену, второй раз после крематория, крупно повезло.

Трудно сказать, за что полюбил Семена этот врач. Может, за то, что его пациент оказался чуть ли не с другой планеты — из далекой Сибири. Или за то, что тот был из страны Сталинграда, весть о котором, печальная для фашистов и воодушевлявшая весь «интернационал», уже дошла до узников. А может, за то, что, когда этот врач, после первого укола, не дал Семену баланды, тот «обругал его всякими скверными словами». Врач спокойно выслушал дерзкого русского, затем пошел и принес больному кусочек домашнего хлеба, намазанного сливочным маслом, а сверху лежали тоненькие пластинки вареного яйца.

Когда анализы показали, что у Семена туберкулез легких, врач Плачек не только не бросил его как безнадежного, а стал еще внимательнее к нему. «Еще больше приносил мне съестного, делал мне вливания. Я никогда не забуду этого человека, он спас мне жизнь, делясь со мной всем, что ему присылали из дому …»

Окрепнув, Семен стал помогать Плачеку чем мог и так продержался целых 9 месяцев. В декабре 1943 года он после эсэсовской проверки был возвращен в 21-й блок. «При расставании Плачек дал мне котомочку с продуктами и пригласил регулярно приходить к нему за помощью в питании, что я и делал потом».

В марте 1944 года Семена направили в филиал Дахау — лагерь Оттобрун, находившийся недалеко от Мюнхена по дороге к альпийским горам.

Лагерь в Оттобруне был небольшой — около 350 заключенных, из них треть — русские. Заключенные разгружали упакованное оборудование, рыли карьеры в 12–14 м глубиной — по слухам, здесь должны были построить экспериментальный завод.

Между тем, конец нацистского эксперимента над миром уже приближался. Пошел 1944 год, самолеты союзников начали бомбить логово врага. Заключенных стали посылать на раскопки руин.

«Однажды при раскопке одного разрушенного дома я нашел золотой браслет. Он вскоре пригодился. Из лагеря на работу мы ходили мимо столовой, в которой питались гражданские немцы. Иногда нас посылали сюда в качестве грузчиков. И вот мы сумели договориться с владелицей этой столовой. Отдали ей золотой браслет, а она давала нам продукты. А чтобы конвоир не мешал, лучшая часть шла ему».

К марту 1945 года бомбежки и вой сирен стали очень частыми, а немцы — злыми. Урезали вдвое лагерный паек. Заключенные быстро слабели. Однажды поймали и съели собаку хозяйки столовой. Она доложила лагерьфюреру.

«Лагерьфюрер закричал на нас: ах, вы, русские бандиты, съели собаку? Наш бригадир Леонид Тизенгаузен, инженер из Одессы, ответил: да!»

Им дали по 50 розог и посадили в стоячий карцер, который узники называли «собачьим ящиком».

«Открыли каждому дверцы, поставили и закрыли. Спина прижималась к стене, а грудь — к двери. Ни повернуться, ни присесть было невозможно. Так мы стояли 6 суток, двери ни разу не открылись. Избитое тело ныло от боли. Холод, голод. Первые сутки мы еще перекликались, а затем только изредка доносились слабые голоса… Когда лязгнули запоры и открылись двери, мы из ящиков вывалились на пол… На носилках нас перенесли в кантину (лагерную столовую), дали жиденькой баланды. Две недели мы не ходили на работу. Мой товарищ из Киева Дмитрий Слиян и другие отдавали нам свои пайки хлеба, помогали, чем могли…»

До капитуляции Германии оставался месяц, а эсэсовец, у которого зэки-грузчики попросили сигарету, им ответил: «Нет для русских собак сигарет. Все равно вы скоро пойдете на удобрение нашей земли».

Заключенные не ожидали ничего хорошего от врага. В последней агонии они могли уничтожить всех узников. Выход был один — бежать.

Один из их конвоиров как-то рассказал, что его родные места заняли американцы. «Мы посоветовали ему бежать домой, пока не поздно, переодевшись в гражданскую одежду. Но он ответил, что нужно подождать еще с неделю».

Эта неделя оказалась роковой для несговорчивого немца. Напряжение нарастало с каждым днем, фронт был рядом. 16 апреля 1945 года, находясь в поле, заключенные предлагают конвоиру бежать вместе с ними. Однако тот направил на них автомат. Тогда, сделав вид, что покорились, они пошли в лагерь. Но по пути сумели обхитрить врага. «Я, подброшенный руками товарищей, свалился прямо на немца. Сбитый моим телом, конвоир упал. Его выстрелы просвистели мимо. Мы вырвали из его рук автомат и ударом приклада прикончили его…»

Уходить сразу же, днем, в полосатой одежде, среди полей было опасно. Засели в воронку от бомбы, обложили друг друга землей. Искавшие их немцы прошли близко, но их не обнаружили.

Зная, что в 7 километрах лес, ночью двинулись к нему. Дошли, день просидели в зарослях, а следующей ночью двинулись дальше. Вышли на поместье бауэра. Убили из автомата двух огромных сторожевых собак. Припугнули хозяина и остальных, взяли кое-что из одежды, продукты и снова в путь. Через несколько ночей вышли к большой реке — как потом оказалось, Дунаю. Добрались до парковой зоны Мюнхена. Прятались под деревом, сваленным бомбежкой.