Владимир Ацюковский - ЗНАК ВОПРОСА 1997 № 03

Кажется невероятным, что кому-то могла прийти в голову чудовищная мысль действовать по иезуитскому принципу: цель оправдывает средства. Другими словами, пусть будет разорен русский народ, лишь бы, разгромив Наполеона, русский царь мог бы покрасоваться перед Европой в роли миротворца и освободителя.

Напрасно историки ищут план, осуществляя который необходимо было в 1812 г. разорить огромную часть России. Царь Александр I был достаточно умен, достаточно хорошо владел искусством мистификации, чтобы скрыть свою настоящую роль в войне 1812 г. и не предстать перед потомками врагом собственного народа.

В 1812 г. Наполеон был в зените славы и казался непобедимым. Почти вся Европа вынуждена была признать его власть. В 1805 г. он разбил союзников — русских и австрийцев, одержав блестящую победу под Аустерлицем. В 1807 г. русская армия, пришедшая на помощь Пруссии, потерпела поражение в сражении при Фридланде. Александр I должен был согласиться на невыгодный для России Тильзитский мир, условия которого он стал нарушать почти сразу. Оба императора — Александр и Наполеон — понимали, что война неизбежна и готовились к ней. После Аустерлица, после «наших неудач и нашего срама», по выражению Л. Н. Толстого, царь не верил, что победу над Наполеоном могут одержать русские генералы. О русских генералах царь был вообще невысокого мнения. В феврале 1812 г. царь выразил свое мнение о русской армии так: «В России прекрасные солдаты, но бездарные генералы». Перед войной 1812 г. Александр I предлагал принять командование над русской армией французскому генералу Ж.-В. Моро, английскому генералу А. Веллингтону, наследному шведскому принцу Карлу-Иоанну (бывшему наполеоновскому маршалу Ж.-Б. Бернадотту).

Готовясь к войне с Наполеоном, царь изучал прежде всего нерусских генералов, находящихся у него на службе. Генерал М. Б. Барклай де Толли был не лучше и не хуже других генералов русской армии. Случались у него удачи, случались и поражения, как, например, при Гофе 25 января 1807 г., где входивший в его отряд Костромской мушкетерский полк потерял половину своего состава и все свои знамена. А. П. Ермолов имел все основания сказать о М. Б. Барклае де Толли, что «сие сражение не приносит чести его распорядительности». Возможно, М. Б. Барклай де Толли обратил на себя внимание царя потому, что был лифляндским немцем.

Дед М. Б. Барклая де Толли принес присягу на верность России в 1710 г. Отец М. Б. Барклая де Толли Вейнгольд-Готтард дослужился в русской армии до чина поручика, вышел в отставку, уехал в Лифляндию, где женился на дочери лифляндского помещика фон Смиттена, предки которого служили в шведской армии.

М. Б. Барклай де Толли родился в Лифляндии, но воспитание получил в семье тетки (сестры матери), которая была замужем за полковником Георгом Вермелейном и жила в Петербурге. М. Б. Барклай де Толли начал службу в полку своего дяди, куда был записан в 1770 г. В полк он явился в 1778 г., был подвергнут экзамену и получил свидетельство, в котором говорилось, что он «по-российски и по-немецки читать и писать умеет и фортификацию знает». Далее он довольно успешно продвигался в званиях, служа преимущественно у высших чинов немецкого происхождения.

В 1791 г. М. Б. Барклай де Толли женился на своей двоюродной сестре Елене-Августе-Элеоноре фон Смиттен. Венчание состоялось в лютеранской церкви. Французский разведчик, доставлявший из Петербурга сведения о генералах русской армии и их супругах, писал, что жена М. Б. Барклая де Толли принимает у себя только лифляндских и курляндских дам. Своему сыну супруги дали имя Эрнст-Магнус-Август. Все свое свободное время М. Б. Барклай де Толли проводил в Лифляндии, где и был похоронен, хотя Александр I предлагал вдове похоронить его в Петербурге.

Связывало ли что-нибудь М. Б. Барклая де Толли с русскими? У него на русской земле ничего не было. Все самое дорогое и близкое его сердцу находилось в Лифляндии. Он был подданный русского царя, но служил не России, а государю-императору, источнику милостей и благополучия. Русским языком Барклай не владел. По словам историка К. Ютузевица, по-русски он говорил плохо и всегда предпочитал немецкий язык русскому.

Историки давно пришли к мысли, что «скифский план» ведения войны с Наполеоном Александру I предложил М. Б. Барклай де Толли в 1807 г. в городе Мемеле (теперь город Клайпеда), где генерал лечился от раны, полученной в сражении под Прейсиш-Эйлау 26 января. Известно, что 6–7 марта 1807 г. Александр I был в этом городе и навестил раненого М. Б. Барклая де Толли. Александр I приехал в Мемель, разумеется, не для того, чтобы навестить раненого генерала. В 1807 г. в Мемеле находился прусский король Фридрих-Вильгельм III со своим двором. Александр I прибыл в Мемель к своему союзнику — прусскому королю для подписания конвенции о продолжении совместной войны с Наполеоном. Посещение царем своего раненого генерала могло быть случайностью. Однако известно не так много примеров, когда царь посещал раненых генералов. Скорее, можно предположить, что царь ждал случая поговорить конфиденциально с кем-то из своих генералов о волнующих его вопросах, таким генералом оказался М. Б. Барклай де Толли. Выбор был сделан. С этого времени начинается его стремительное возвышение. Царь наградил М. Б. Барклая де Толли орденом Анны 1-го класса, орденом Владимира 2-й степени, произвел в следующий чин генерал-лейтенанта, а его 3-й егерский полк наградил серебряными трубами, В противоположность своей бабушке Екатерине II император Александр I щедростью не отличался. Даже его отец Павел I был намного щедрее сына в наградах и пожалованиях. Можно с уверенностью сказать, что царь был так щедр не случайно: М. Б. Барклай де Толли был им предназначен для исполнения монаршей воли.

Генерал-майор М. Б. Барклай де Толли, командовавший в 1807 г. отрядом, всегда был только исполнителем. Он не обладал ни большими знаниями, ни обширным умственным кругозором. Не было у него достаточной информации, чтобы прогнозировать внешнюю и внутреннюю политику России на 5 лет вперед. Зимой и весной 1807 г. М. Б. Барклай де Толли находился в очень трудном положении. Страдающий от тяжелой раны и от безденежья, М. Б. Барклай де Толли вряд ли мог думать о том, что через несколько лет французские войска вторгнутся в Россию. Логичнее предположить другое: русский царь приехал в Мемель, думая о войне с Наполеоном, и поделился своими мыслями с генералом.

В руках у русского самодержца была армия, внешнюю и внутреннюю политику страны определял он сам. Хоть царь и не проявил полководческих способностей, но в военном деле разбирался хорошо. Прекрасно образованный, обладающий широким кругозором, хорошо осведомленный о делах России, наученный опытом прошедшей войны, царь мог прийти к мысли об отступательно-оборонительных действиях в войне с Наполеоном в случае, если французы вторгнутся в Россию. Можно допустить, что уже в 1807 г. царь не только имел план войны с Наполеоном, но уже продумал и просчитал все возможные последствия осуществления этого плана. Он предусмотрел и то, что такая война разорит народ, вызовет возмущение в армии, недовольство среди дворянства, и заранее принял меры, позволяющие ему остаться в тени, взвалив ответственность за исполнение своего плана на исполнителя генерала М. Б. Барклая де Толли.