Александр Афанасьев - ЗНАК ВОПРОСА 1997 № 02

Перемена в XVI веке облика Пятницы сильно сблизила изображения обеих женщин: обе с крестами в руках, как мученицы, обе в белых платках, а кроме того, Варвара на иконах чаще всего изображалась в такой же, как у Параскевы, красной ризе, хотя лицевой подлинник и утверждал, что у нее «на голове венец царский, риза поразелен». Недоразумение это можно объяснить тем, что существовала еще одна, далеко не так популярная, как Варвара, царственная мученица Ирина, чей образ без белого платка, но в венце и красной ризе мог способствовать такой путанице. Но нас в данном случае интересует не путаница. Она в масштабах подлинника вполне извинительна. А то важное обстоятельство, что благодаря ей произошедшая в XVI веке перемена в иконографии Параскевы Пятницы значительно повлияла не только на ее знак-указатель, но и на тот же знак у Варвары. Если до XVI века индексом Параскевы был красный цвет мафория, а индексом Варвары — белый плат с венцом, то с указанного времени индексом обеих женщин стал знак социальной иерархии: диадема — у первой и царский венец — у второй.

Следующую группу знаков-указателей составляют знаки, которые можно назвать индексами-апотропеями (талисманами, или, говоря по-русски, оберегами). В принципе любая икона, кроме обычных своих функций, могла исполнять роль универсального апотропея и целителя, но существовала группа икон, где охранительно-целительная функция преобладала над всеми другими и где имелись соответствующие ей изображения, попутно исполнявшие роль индексов.

Власий. Рост культа этого святого на Руси представляет собой явление не менее интересное, чем рост культа святого Николая Мирликийского. Малоизвестный в Греции, Власий епископ Севастийский с крещением Руси приобрел там невиданный дотоле вес и значение. Он стал покровителем стад. Большинство исследователей сходятся на том, что источник популярности Власия в России — созвучность его имени с именем языческого «скотьего» божества Волоса. Новообращенный русский, чья осведомленность относительно сущности новой веры была крайне незначительна и, как правило, ограничивалась знанием имен и дат памяти, охотно переносил многие черты языческих божеств на принесенных из Греции святых. Лучший пример такого переноса — Власий, вынужденный с уничтожением язычества взять на себя обязанности прежнего языческого божества Волоса — охранять и исцелять скот.

Сведения об облике епископа Севастийского, которые можно почерпнуть из греческих и русских лицевых подлинников, отличаются крайней скудостью. Греческие подлинники согласны между собой в том, что «Власий старец с кудрявой головой и остроконечной бородой». Однако другим видят епископа Севастийского русские лицевые подлинники. Так, наиболее древний «Подлинник Новгородской редакции по Софийскому списку» вообще не считает нужным описывать его облик и просто указывает место Власия в церковной иерархии: «Священномученик Власий: риза — кресты черны и белы, равны; исподь бел обем рукам держит евангелие». Немногим подробнее «Подлинник XVIII» и «Строгановский лицевой подлинник», оба сходятся на том, что Власий «сед, брада долга, по персям». Сравнивая данные греческих и русских подлинников, нельзя не обратить внимание на то, что с переходом на Русь Власий потерял значительную часть своего индекса, а именно курчавость. Если верить русским подлинникам, для русских иконописцев, оставивших для себя только весьма неопределенную бороду по персям, проблема узнаваемости епископа Севастийского не существовала. Отсутствие отличительных черт в облике Власия кажется особенно странным потому, что он пользовался на Руси несравненно большей популярностью, чем в Греции, и, значит, должен был в русской иконописи увеличивать, а не уменьшать число своих отличительных черт, объем своего индекса.

Разгадку этой странности мы найдем, открыв альбом по иконописи, где есть репродукции с икон «Власий и Модест», «Власий и Спиридоний». Дело в том, что индекс святого находился вне самого образа Власия. На иконах святителя, как правило, окружает предмет его попечения — стадо коров и свиней, которое и делает икону узнаваемой. Разноцветные коровы и свиньи на иконе епископа Севастийского являются его индексом. Появление животных на иконе, конечно, не случайно. Призванный служить амулетом, образ Василия, в соответствии с принципом имитативной магии (подобием лечить, отводить или, наоборот, насылать порчу), не мог не нести на себе изображения объекта охраны.

И иконописцы, хорошо осведомленные о функции иконы, требовавшей присутствия образов животных, могли с легким сердцем отказаться от употребляемых в Греции курчавых волос, Власий, отмеченный животным знаком-указателем, в них больше не нуждался.

Сходный индекс-апотропей демонстрирует другой тип охранительных икон — «Флор и Лавр», помещавшихся обычно на конюшне. Здесь также знак-указатель находится вне собственно образов святых и также представлен животными. Хотя необходимо оговориться, что в «Флоре и Лавре» иконописцы не ограничились животным индексом (в данном случае лошадьми), но прибавили к ним изображения всадников и архистратига Михаила.

Что касается самого облика братьев, то в нем нет ничего особо примечательного. На одних иконах мы видим их близнецами, на других — Лавр «млад», а Флор «средочеловек». Существует несколько икон избранных святых, где Флор и Лавр изображены без соответствующих животных атрибутов, и здесь они трудно отличимы от других чтимых Церковью пар братьев, например, от Косьмы и Дамиана из Аравии (17 октября), о которых лицевой подлинник прямо писал: «Косьма подобием аки Флор, риза второе, Дамиан, аки Лавр, риза втрое».

Иногда композиции икон «Власий и Модест» и «Флор и Лавр» объединялись, дабы совместить их узконаправленные функции. Небогатые крестьяне, не разделявшие конюшню и хлев, помещавшие лошадь рядом с коровой, предпочитали именно такие сдвоенные иконы. Вот как исследователь Голышев описывает эту совмещенную композицию: «…в средине архистратиг Михаил, держащий в руках Нерукотворный образ Иисуса Христа, с одной стороны архистратига св. Модест и св. муч. Флор, с другой — св. Власий и св. муч. Лавр, внизу под ними несколько всадников на лошадях, некоторые из них указывают вверх на изображенных святых, тут же лошади без всадников и домашний рогатый скот».

Существование на иконных плоскостях изображений животных не всем казалось явлением оправданным и правомочным. Так, Димитрий Ростовский с возмущением писал: «…иная многая нелепая обыкоша писать: якоже святого мученика Христофора с песию главой, святых мученик Флор и Лавра с лошадьми, еже суть небылица». Эти слова известного церковного деятеля целиком вошли в лицевой подлинник и послужили основанием для официально-церковного запрета изображений Флора и Лавра с лошадьми. Несколько позднее вышло сходное по содержанию постановление Синода: «При том, святого Модеста патриарха, образе скотских стад отнюдь не писать».