Александр Афанасьев - ЗНАК ВОПРОСА 1997 № 02

Смысл сравнения горящего и несгораемого куста с Богоматерью традиционно разъясняется указанием мистической благодатности духовных и природных сил Девы Марии, восприявшей, выносившей и родившей Бога без повреждения Своей собственной, человеческой природы. И нельзя не подивиться красоте и точности образа Неопалимой Купины, образа соединения земли и Неба, примирения в Богородице Бога с миром чрез примирение огня и древа.

Горящий и несгорающий куст в святоотеческом толковании — прообраз Богородицы, чрез Которую примирился Бог с миром, явил свою силу и человеколюбие, могущество и снисхождение к людям. «Бог вселился в храм Девы, снисшедши до кротости досточудной и как бы смягчая непобедимое могущество естества своего, чтобы доступным быть для нас, как стал доступен и огонь тернию», «Провозвещаются Божия сила и Божие человеколюбие; потому что неугасимый огонь не истреблял сухого куста», — писали Кирилл Александрийский и Блаженный Федорит. Такое возвышенное разъяснение образа Неопалимой Купины стало достоянием христианского богословия и церковного искусства. Но вместе с тем этот образ, будучи сугубо христианским, близок и понятен всему человечеству, ибо в нем сосредоточен мировой религиозный опыт. Особое значение образа заключается в положительном решении важнейшего религиозного вопроса — возможно ли соприкосновение Божественной и человеческой природ без ущемления или гибели последней? Ведь до Христа, до живительного примера безущербного соприкосновения Божественного и человеческого в Деве и Матери, накопленный человечеством опыт, казалось, говорил об обратном: о трагических последствиях для человека касания его Божества, «как огонь нестерпим для терния, так и Божество для человечества». Вероятно, поэтому в различных верованиях зримым выражением, символом высшего избирался огонь — чистая, свободная, ни с чем не соединимая, всеуничтожающая стихия. Кто не знает античного мифа о Семеле, сгоревшей от того, что явился ей Зевс в облике небожителя — олимпийца. «Но Он является тебе под видом блистающего огня, прикосновение к которому для нас не проходит даром», — писал Эсхил.

Представление о гибельности, мучительности соприкосновения между высшим и низшим, огнем и тернием — общее место дохристианской религиозной мысли. Поэтому Богородица — единственный в мировом религиозном опыте пример безущербного соединения в материнском лоне Божественного и человеческого. Следует отметить, однако, что еще до Воплощения Христа в религиозных представлениях некоторых народов, наряду с констатацией трагического разлада между высшим и низшим, все-таки жила вера, что этот разлад не вечен, и если дано когда-нибудь без мук соприкоснуться небесному и земному, то осуществиться это должно через святость и чистоту земного. Неопалимость чистым огнем возможна лишь тогда, когда он вступает в соприкосновение с родственными себе чистотой, бесстрастием, святостью и девством. На это обстоятельство указывал преподобный Симеон Новый Богослов: «Ты видишь в себе богатую благодать Святого Духа, освещающую и, как солнце, соделывающую внутренности твоего сердца, и ты ясно постигаешь чудо Купины, совершаемое в тебе, так что твоя душа горит в единстве с неприступным огнем, но не сгорает, потому что она освобождена от всякой страсти».

«Имеет же девство лицо девичье огненно. Толк: огонь — Божество, попаляющее тленныя страсти, просвещающее всякую душу чистую», «Огнь бо есть девство, попаляя всякую нечистоту». «Лицо огненное являет, яко девство сподобляется Богу вместилище быти. Огнь бо есть Бог, попаляй страсти телесныя и просвещай душу девственную» — писалось в наших иконописных подлинниках. И эти слова являются ясным свидетельством точности и полноты образа Неопалимой Купины, заключающего в себе не только констатацию факта мистического примирения в Ней небесного и земного, Бога и мира, через примирение огня и древа, но и указующего основу, на которой оказалось возможно такое примирение, — чистота, девство Богоматери.

Учение о мистическом приснодевстве Божией Матери — естественный центр и вершина богородичной догматики. Не случайно догмату о непорочном зачатии и девстве Богородицы уделялось Церковью и святыми отцами самое пристальное внимание. Как писала одна из исследовательниц иконы Неопалимой Купины Л. Воронцова: «С первых веков своего существования христианская Церковь, как свидетельствует нам ее история, принуждена была выступать на защиту одного из своих основных догматов — о святости и приснодевстве Богородицы, и в течение трех веков, начиная с появления гностиков во втором веке вплоть до Ефесского собора (431), идут почти беспрерывные прения о существе Пресвятой Девы». Сосредоточение Церкви и святых отцов первых веков на богородичной догматике, очевидно, объясняется тем, что без нее все другие догматы христианства: о Богосыновстве Иисуса Христа, о Церкви, о Воскресении и др., лишились бы своего сущностного внутреннего оправдания. Богородица, залог будущего духовного мира и чистоты, — естественное и единственно возможное основание, на котором строится учение Церкви, на котором зиждется христианское мировоззрение. И наиболее полным образным выражением этого догмата издревле и до наших дней является образ Богородицы Неопалимой Купины. Исследователь символических икон А. Виноградов писал, что «сближение горящего и несгорающего куста с образом рождения Бога Слова от Девы, пребывавшей нетленной всегда, как нельзя более восполняют друг друга и гармонируют с общей религиозной идеей православного учения». Аналогично высказался о Неопалимовском образе известный церковный археолог Г. Д. Филимонов в статье, посвященной иконе «София Премудрость Божия»: «Икона Неопалимой Купины имеет близкое отношение к иконе Софии Премудрости Божией как по тождеству идей присно-девства, так и по выражению этой идеи в образе огня несгораемого».

Мы обеднили бы содержание образа Богородицы Неопалимой Купины, если ограничились бы разъяснением исключительно догматического смысла его. Чем глубже образ, тем шире его смысловое поле, тем богаче и разностороннее его толкование. Неопалимовский образ — быть может, лучший пример такой взаимозависимости.

Древнее других некогда широко распространенное в народе толкование этого образа как конкретного выражения господства Богородицы над всеми земными стихиями, и прежде всего над стихией чувственного огня. Подобное сведение возвышенных богословских построений на почву народного вещественного миросозерцания — явление обычное в религиозной жизни. Неудивительно, что сложный и глубокий образ Неопалимой Купины разъяснялся и в народно-натуралистическом духе. Вместе с выражением примирения в Ней Бога и мира, чистоты и ограждения Ею верных от пламени ада образ горящего и несгорающего куста в народном сознании символизировал и полное подчинение Деве Марии всех природных сил, абсолютную власть Ее над стихиями земли. В старинных сборниках нередок рассказ о том, как является людям Богородица и за несоблюдение чистоты и святости праздничных дней грозит бедами: «Испущу молние огненное с небес, и лед, и мороз лютый спущу на страдное время; на скот и на хлеб ваш и на все живущее, по вся годы хлеба не будет и камения горящие с небес спадут, и будет молние огненное, и хлеб и твары озябнут скоты ваши голодом погибнут». Быть может, настоящая, рассказанная в синодике Соловецкого монастыря история при всей благочестивости ее содержания — плод народного самобытного творчества, тяготеющего к преувеличению. Но в то же время он — драгоценное свидетельство преобладания в народе представления о Богородице как о Владычице и Распорядительнице силами природы. Видимо, отсюда берет начало традиция на Руси обносить с целью усмирения огненной стихии горящие здания иконой Неопалимой Купины. Однако следует заметить, что традиция эта гораздо древнее самого Неопалимовского образа: до того как появились Неопалимовские иконы, обнос пожаров в основном совершался другими богородичными иконами.