Ричард Фейнман - Не все ли равно, что думают другие?

– Да, я согласен, это очень плохо, но это так!

Я подумал о предложении мистера Роджерса поселить меня в «хорошем отеле». Что он хотел этим сказать – что это будет стоить дороже?

Если вас просят пожертвовать месяцы своего времени и усилий для правительства (и при этом вы теряете деньги, которые бы получили, консультируя какую-нибудь компанию), то правительство должно бы это немного больше ценить, а не экономить на возмещении расходов. Я вовсе не пытаюсь делать на правительстве деньги, но и терять деньги я не намерен!

Я сказал:

– Я не стану это подписывать.

Ко мне пришел мистер Роджерс и пообещал все уладить, поэтому я подписал бумагу.

Думаю, мистер Роджерс и в самом деле пытался это урегулировать, но у него ничего не вышло. Я подумывал, не стоит ли бороться до конца, но потом понял, что это невозможно: если мне оплатят мои реальные расходы, то, разумеется, и остальным членам комиссии тоже должны оплатить расходы. Хорошо бы, будь оно так, но в таком случае эта комиссия станет единственной, которой оплатят ее реальные расходы, – и очень скоро это вызовет слухи.

В Нью-Йорке говорят: «Ты не можешь драться с Сити-Холлом», что значит: «Это невозможно». Но на сей раз это было куда как больше, чем Сити-Холл: правило о 75 долларах в сутки было законом Соединенных Штатов! Может, оно и забавно – бороться до конца, но я как-то от этого устал – я уже не так молод, как привык считать, – а потому просто сдался.

Кто-то мне сказал, что слышал о том, что члены комиссии якобы зарабатывают по 1000 долларов в день, но правда-то в том, что наше правительство даже не оплачивает их затраты.

В начале марта, где-то через месяц после того, как комиссия приступила к работе, мы наконец-то разбились на рабочие группы: группу допусковой подготовки возглавил мистер Эчесон; мистер Саттер отвечал за экспертную группу в вопросах проектирования, разработки и производства; генерал Кутина возглавил группу по анализу катастрофы, а доктор Райд была ответственной за задачи планирования и хода проведения работ.

Я почти все время проводил в группе Кутины. Я был также и в группе Райд, но покончил с этим, не слишком-то много для нее сделав.

Группа генерала Кутины отправилась работать в Космический центр им. Маршалла в Хантсвилле, штат Алабама. И первым, с кем мы там встретились, оказался человек по фамилии Уллиан, который пришел, чтобы кое-что нам рассказать. Как сотрудник службы безопасности полигона в Кеннеди мистер Уллиан должен был принять решение о том, помещать ли на шаттл заряды уничтожения. (Если ракета теряет управление, то благодаря применению этих зарядов она разлетается на мелкие кусочки. Это менее рискованно, чем если ракета летит незнамо куда, готовая взорваться при ударе о землю.)

На любой непилотируемой ракете есть такие заряды. Мистер Уллиан сказал нам, что 5 из 127 ракет, которые он наблюдал, вышли из строя – то есть это около 4 процентов. Он взял эти 4 процента, разделил их на 4, поскольку допустил, что запуск пилотируемой ракеты будет более безопасным, чем запуск непилотируемой ракеты. Тогда у него получился примерно 1 процент вероятности неудачи, и это было достаточным обоснованием для зарядов уничтожения.

Но в НАСА мистеру Уллиану сказали, что вероятность неудачи составляет скорее единицу к десяти в пятой степени.

Я попытался понять смысл этого числа:

– Вы сказали: единицу к десяти в пятой степени?

– Точно, единица к ста тысячам.

– Это значит, что вы могли бы запускать шаттл каждый день, и в среднем между несчастными случаями проходило бы триста лет – каждый день, один запуск, и так триста лет, – а это очевидный бред!

– Да, я знаю, – сказал мистер Уллиан. – Я сдвинул свое число до единицы к тысяче в ответ на все заявления НАСА – что они гораздо более осторожны с пилотируемыми полетами, что их некорректно сравнивать с типовыми ракетами и так далее – и помещать на шаттл заряды уничтожения.

Но тогда возникла новая проблема: зонд «Галилео», отправленный к Юпитеру, имеет источник питания, который работает на тепле, выделяемом радиоактивными элементами. Если бы шаттл, несущий «Галилео», вышел из строя, то радиоактивность распространилась бы по очень большой площади. Таким образом, спор продолжился: НАСА продолжала утверждать – 1 к 100 000, а мистер Уллиан – 1 к 1 000 в лучшем случае.

Кроме того, мистер Уллиан рассказал нам о проблемах, которые у него возникли при попытках обсудить все это с ответственным лицом, мистером Кингсбери: Уллиан мог назначить встречи с его подчиненными, но к нему самому никак не мог пробраться, а потому никак не мог узнать, откуда в НАСА взялось число 1 к 100 000. Детали этой истории я в точности не помню, но мне показалось, что мистер Уллиан проявляет вполне здравый подход.

Наша рабочая группа наблюдала за испытаниями, которые проводила НАСА, чтобы проверить свойства изоляционных колец, – какое давление выдерживает замазка и прочее, – мы хотели узнать точно, что же все-таки произошло. Генерал Кутина не хотел спешить с выводами, поэтому мы возвращались к одному и тому же снова и снова, проверяя все свидетельства, чтобы понять, как они между собой согласуются.

Было жуткое количество подробнейших обсуждений, что же в точности произошло в последние несколько секунд полета, но я не слишком всем этим интересовался. Это было, как если бы поезд потерпел крушение, потому что на рельсах оказался разрыв, а мы анализировали, какие вагоны развалились в первую очередь, какие вагоны развалились во вторую очередь и почему какой-то вагон перевернулся набок. Я считал, что раз поезд сошел с рельсов, то все остальное не важно – он уже сошел. Мне стало скучно.

Тогда я придумал для себя игру: «Представь, что из строя вышло что-то еще – основные двигатели, например, – и мы занимаемся таким же интенсивным расследованием, как и сейчас: обнаружили бы мы такое же снижение критериев безопасности и отсутствие передачи нужной информации между уровнями?»

Я подумал, что и в этом случае сделал бы то же самое, что всегда – выяснил бы у инженеров, как работает двигатель, каковы все опасности, какие проблемы возникают и все прочее, – а потом, когда я загружусь настолько, что буду понимать, о чем идет речь, я стану спорить с любым, кто заявляет, будто вероятность аварии равна 1 к 100 000.

Я попросил о разговоре о двигателях двух инженеров. Парень отвечает: «Хорошо, я это организую. В девять утра завтра, о’кей?»

В назначенное время там были три инженера, их начальник мистер Ловингуд и несколько ассистентов – всего человек восемь или девять.

У всех при себе пухлые блокноты, мне передали папку с бумагами – на первой странице написано следующее:

ОТЧЕТ ПО МАТЕРИАЛУ, ПРЕДОСТАВЛЕННОМУ ЧЛЕНУ КОМИССИИ РИЧАРДУ Ф. ФЕЙНМАНУ В МАРТЕ ТАКОГО-ТО ЧИСЛА, 1986 г.