Николай Межевич - Государства Прибалтики 2.0. Четверть века «вторых республик»

Изначально «в отечественных экспертных кругах… преобладало мнение, что, отделившись в 1991 году от СССР, три прибалтийские республики стали образцом успеха и архипелагом благополучия на постсоветском пространстве» [298]. В 1995 году в докладе авторитетного и ныне Совета по внешней и оборонной политике было отмечено: «Россия как наиболее мощная держава должна инициировать сближение со странами Балтии, движение в пользу создания с ними добрососедских отношений по мере успешного решения в этих государствах проблем национальных меньшинств и в случае их не вхождения в военно-политические блоки. Вместе с тем заинтересованная в процветании Балтийских государств, в их сближении с Европой Москва должна поддержать их скорейшее вхождение в Европейский союз» [299]. Впрочем, уже через пять лет в докладе СВОП акценты явно сместились: «..не подтвердились надежды некоторых кругов, что Россия сможет получить лояльный по отношению к себе “балтийский коридор”, наличие которого существенно облегчит нашей стране интеграцию с Европой» [300].

В течение длительного времени в российских исследованиях государств Прибалтики проходила дискуссия о статусе государств Прибалтики в рамках постсоветского пространства. По мнению А.В. Рябова, «в целом Балтийские страны развиваются по европейским политическим алгоритмам, а местные национальные сообщества функционируют по законам, правилам и процедурам, характерным для демократического капитализма Европы» [301]. С другой стороны, существует и альтернативная точка зрения, изложенная не только в российских научных журналах, но и, к примеру, в журнале per Concordiam, издаваемом Европейским центром исследований по вопросам безопасности имени Джорджа К. Маршалла: «Прежде всего, непонятным представляется то обстоятельство, на каком основании исследователи постсоветской проблематики единодушно отказываются включить в это неопределенное “пространство” страны Балтии, около 300 лет (за исключением периода 1928–1940 годов) входившие в состав сначала Российской, а затем Советской империй. Особо следует при этом отметить, что заложили эту “традицию” и продолжают ее развивать, как это ни странно, именно российские авторы» [302]. Странно ли это? Нет. Как минимум десять лет самым парадоксальным образом для огромной России в качестве модели развития предлагали рассматривать государства Прибалтики. Но уже десять лет назад не только органы власти, но и оппозиционные эксперты пришли к иному выводу: «В балтийской фанаберии – не менее 90 % заведомого блефа» [303].

Масштабные усилия политических элит государств Прибалтики привели к тому, что изначально сугубо дружественное отношение россиян, в том числе экспертов и дипломатов, к Прибалтике изменилось. Вслед за Н. Шепетисом признаем, что «…самые влиятельные представители цеха историков и родственных наук, очень чувствительные ко всякому поощрению “этноцентризма” на официальном уровне, понимают всю меру унизительности “диагноза” – балтофилия» [304]. Да, есть три страны с формальной независимостью, сугубо средним уровнем развития, постдемократической политической системой, системными нарушениями прав человека и непреодолимыми комплексами исторической памяти, культурной травмой, испорченной идентичностью. «Республики Прибалтики самой своей бурной реакцией на события в Москве и на все, что говорит, как им кажется, о ее имперских поползновениях, показывают, что психологически они из (постсоветского) пространства еще окончательно не вышли» [305].

Что же произошло, почему Прибалтика 2.0 не выдержала даже тех 13–14 квазидемократических режимов, характерных для Прибалтики 1.0? Вероятно, прав профессор Мюллерсон: «Слишком много разговоров об универсальных ценностях и идеалах зачастую скрывают определенные частные интересы» [306]. Интерес политической элиты Эстонии (Латвии), численно уступающей аппарату правительства Санкт-Петербурга, абсолютно прозрачен и понятен. На первом этапе – приватизировать движимое и недвижимое имущество ЭССР на основе дискриминации нетитульного населения. На втором этапе – создать такую государственность, которая позволяла бы все ошибки и преступления власти списывать на внешних и внутренних врагов. Это не только Россия. Потенциально на роль внешнего «чужого» аккуратно готовят и Европейский союз, поддерживая через третьи руки откровенно антииммигрантские движения.

Жесткий антироссийский курс, реализуемый более или менее последовательно в течение 25 лет, встроен в практики программирования общественных настроений, структуру органов власти, политические, а главное – экономические практики. Прибалтике не нужны извинения России, но не нужна и ее капитуляция, Прибалтике нужен фактор вечного и универсального «чужого». Без этого не объяснить собственные провалы в экономике, политике, социальной практике.Не случайно диссидент и правозащитник, высланный из СССР, профессор Йельского университета (США), литовский поэт Томас Венцлова отметил: «Послушаешь литовских политиков, так они буквально зациклены на истории страны. Нет ли в этом лицемерия? Эта зацикленность – по большому счету вранье. На самом деле важны лишь деньги. А историю приплетают как обоснование для добычи их очередной порции» [307]. Впрочем, это полностью относится и к Эстонии, и к Латвии. Проблема в том, что для понимания этого обстоятельства нужно уехать. Впрочем это уже давно не отъезд – это исход.

Что же касается экономики, то здесь ситуация не лучше. Экс-министр экономики Латвиитак оценивает экономическую системусвоей страны: «Имеющаяся у нас сейчас – близка к так называемой “китайской системе развития”. Она ориентируется на производство, а инвестиции в ней проводятся в фиксированные средства. В такие, например, предприятия, как Liepājas metalurgs» [308]. Действительно, хороший пример, указанный металлургический завод – предприятие-банкрот с масштабными долгами государству, в стадии остановки производственной и финансовой деятельности [309]. Что же касается сравнения с китайской моделью, оставим этот сюжет без комментариев ввиду изначальной абсурдности самой идеи как с теоретической, так и с практической точек зрения.

Однако экономика в современном обществе – это не все. В современном мире экономических проблем нет только там, где нет экономики. В политике диагноз не менее очевиден. Юргис Лиепниекс справедливо отметил: «Мы не строим политическую нацию. Мы не считаем граждан нелатышской национальности такими же, как мы, полноценными хозяевами в этой стране» [310]. А можно ли вообще считать неграждан хозяевами? Впрочем, гражданство – это еще не спасение от преследования по политической статье. 3 марта 2016 года, практически без дебатов, большинство Сейма в первом чтении приняло поправки в Уголовный кодекс.