Марсель Мосс - Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии

Кроме того, весьма примечательно, что у квакиютлей (и их ближайших родственников: хейлтсуков, белла кула и др.) каждый момент жизни обозначается, персонифицируется новым именем, новым титулом ребенка и взрослого (мужчины и женщины). Затем он получает имя как воин (естественно, это не относится к женщинам), как принц или принцесса, как вождь или жена вождя; имя для праздника, устраиваемого мужчинами и женщинами, и для особого принадлежащего им церемониала. Он получает имя для пожилого возраста: общества тюленей (пенсионеры, живущие без экстатических состояний, без собственности, без ответственности, без выгоды, но только воспоминаниями о прошлом). Наконец, у них нарекаются именами «тайные общества», где они исполняют главную роль медведей (часто по отношению к женщинам, представленным здесь своими мужьями или сыновьями, которые играют роль волков), хаматсе (каннибалов) и т. д. Имена получают также: дом вождя (с крышей, опорными столбами, дверями, украшениями, балками, окнами, двуглавой змеей), праздничные лодки, собаки. Следует добавить к перечням, представленным в “Ethnology of the Kwakiutl” [1004], что блюда, вилки, медные пластины — все украшено эмблемами, «оживлено», составляет часть личности собственника и его familia, res его рода.

Мы избрали квакиютлей и вообще жителей северо-запада Америки, потому что они в действительности представляют крайние, предельные случаи, позволяющие увидеть факты лучше, чем там, где, будучи не менее существенными, они остаются еще мелкими и неразвитыми. Но следует иметь в виду, что у большой части обитателей американских прерий, в частности у сиу, существуют институты подобного рода. Так, виннебаго, исследованные нашим коллегой Радином, имеют точно такие же наборы личных имен, определяемых кланами и семьями, которые распределяют их согласно определенному порядку, но всегда в точном соответствии с чем-то вроде логического распределения атрибутов или сил и свойств [1005], базирующегося на мифе о происхождении клана и обосновывающего способность того или иного индивида воплощать его персонаж.

Приведем пример такого происхождения имен индивидов, которое Радин детально описывает на примере автобиографии Грохочущего Грома*.

«Всякий раз, когда в нашем клане ребенку надо было дать имя, это делал мой отец. Это право он сейчас передал моему брату.

Творец мира вначале послал четырех человек сверху, и когда они прибыли на эту землю, все, что с ними происходило, было использовано для создания собственных имен. Так говорил нам наш отец. Поскольку они прибыли сверху, постольку отсюда возникло имя Приходящий Сверху, а поскольку они прибыли как духи, у нас есть имя Дух-человек. Когда они прибыли, шел моросящий дождь, и отсюда имена Гуляющий-в-Тумане, Приходящий-в-Тумане, Моросящий Дождь. Говорят, что, когда они прибыли к Внутреннему озеру, они приземлились на маленький куст, и отсюда имя Сгибающий Куст, а так как они опустились на дуб, существует имя Дуб. Поскольку наши предки прибыли с гром-птицами и поскольку существуют животные, вызывающие гром, у нас есть имя Тот, кто Родит Гром. Подобно этому у нас есть Ступающий Мощной Походкой, Разрушающий Землю своей Силой, Идущий с Ветром и Градом, Сверкающий во все Стороны, Единственная Вспышка Молнии, Вспышка Молнии, Шагающий среди Туч, Тот, у кого Длинные Крылья, Ударяющий по Дереву.

Гром-птицы прилетают со страшными раскатами грома. Все на земле — животных, растения, все затопляет ливень. Страшные удары грома раздаются повсюду. Из всего этого произошло имя, и это мое имя — Грохочущий Гром» [1006].

Каждое из имен гром-птиц, разделяющих между собой различные моменты тотема грома, относится к тем предкам, которые постоянно перевоплощались (мы располагаем даже историей двух перевоплощений) [1007]. Люди, воплощающие предков, являются посредниками между тотемическим животным и духом-хранителем, и предметами, украшенными эмблемами, и обрядами клана или «великими исцелениями». И все эти имена и наследование личностей определяются откровениями и границами, о которых наследник заранее знает и которые указаны его бабушкой или другими предками. Мы обнаруживаем если и не те же, то, по крайней мере, близкие по происхождению факты почти повсюду в Америке. Можно было бы продолжить это доказательство фактами из жизни ирокезов, алгонкинов и т. д.

Австралия

Теперь лучше ненадолго вернуться к более простым, более примитивным фактам. Вот несколько замечаний об Австралии.

Здесь клан также отнюдь не выглядит целиком сведенным к безличному, коллективному существу, к тотему, представленному видом животных, а не индивидов: людей, с одной стороны, животных — с другой [1008]. В своем человеческом аспекте он является результатом перевоплощения рассеянных и непрерывно возрождающихся в клане духов (это относится к арунта, лоритья, какаду и т. д.). Даже у арунта и лоритья эти духи очень точно перевоплощаются в третьем поколении (дед — внук), в пятом, где дед и праправнук — тезки. Здесь также это результат женского наследования, пересекающегося с мужским. И, например, можно исследовать в распределении имен среди индивидов по кланам и определенным матримониальным классам (восемь классов у арунта), соотношение этих имен с вечными предками (ра- тана) по их форме в момент зачатия, по форме утробных плодов и детей, рождающихся из них, и между именами этихратана и именами взрослых (являющимися, в частности, названиями функций, выполняемых в клановых и племенных церемониях) [1009]. Искусство всех этих распределений состоит не только в том, что оно приводит к религии, но и в том, что оно устанавливает права индивида, его место в племени и в племенных обрядах.

Кроме того, если по причинам, которые сейчас станут понятными, я говорил главным образом об обществах с постоянными масками (зу- ньи, квакиютли), то не надо забывать, что временные маскарады в Австралии и других местах являются просто церемониями непостоянных масок. Человек фабрикует себе многослойную личность, истинную в случае ритуала, мнимую — в случае игры. Но между раскраской лица, а зачастую и тела и одеждой или маской существует лишь различие в степени и нет различия в функции. И в одном, и в другом случае все ведет к экстатическому представлению предка.

Впрочем, присутствие или отсутствие маски — это скорее черты, так сказать, социального, исторического, культурного произвола, чем черты фундаментальные. Так, у киваи, папуасов острова Киваи, есть великолепные маски, не уступающие даже маскам тлинкитов Северной Америки, в то время как у их довольно близких соседей, маринд-аним, фактически есть лишь одна очень простая маска, но при этом в великолепных праздниках братств и кланов участвуют люди, украшенные с ног до головы и по этой причине неузнаваемые.