Константин Асмолов - Не только ракеты: путешествие историка в Северную Корею

На данный момент в Пхеньяне уверены, что ситуация развивается по выгодному им сценарию. Точнее, что на войну американское руководство не пойдет. Это подтверждается и тем, что ни летом, ни сейчас в Пхеньяне не было усиления «военной тревоги», которая могла бы стать признаком подготовки к конфликту со стороны КНДР. Однако, на месте пхеньянского руководства автор не был бы столь оптимистичен. К сожалению, существует несколько групп факторов, которые делают выбор Вашингтона более нетривиальным, и именно поэтому одна из статей автора 2017 года называла его «выбором из двух зол».

Первая группа аргументов против признания ядерного статуса КНДР может быть условно названа «системными», так как они касаются не СВА, а всего существующего миропорядка. Да, с точки зрения многих, включая автора, таковой трещит давно, но принятие «мировым сообществом» северокорейских условий будет означать не трещину в стене или отвалившийся кусок лепнины, а обрушившуюся часть фасада, сопровождающуюся падением пары основных колонн.

Современная «архитектура глобальной безопасности» формально строится на авторитете ООН как надгосударственной организации. Если посмотреть под этим углом на «мирный исход», то получится, что 10+ лет международное сообщество пыталось, но так и не смогло «окоротить» Северную Корею, и более того, приняло ее условия. Какова вообще цена ООН как органу, способному что-то решать, и не грозит ли ей участь Лиги Наций при любом мало-мальски серьезном кризисе?

Вторая важная составляющая современного миропорядка касается режима нераспространения ядерного оружия. Здесь мы также получаем очень неприятный прецедент: любая страна, даже необязательно страна-изгой, развив ракетно-ядерную программу до уровня МБР с термоядерной боеголовкой, получает совсем иной статус. Это – дорога к падению режима НЯО, которое бьет по интересам пяти великих стран: быть мировым полицейским при новом миропорядке окажется значительно сложнее.

Кроме этого, согласно закону больших чисел, повышается как вероятность катастроф в результате технического сбоя, так и попадание ядерного оружия в руки негосударственных акторов, включая террористические организации. Поэтому с точки зрения многих сторонников действующего миропорядка, новый/мультиядерный выглядит существенно хуже, и остановить сползание в него считается допустимым любыми средствами.

Следующая группа причин может быть названа эмоциональными или внутриполитическими. Уровень демонизации КНДР таков, что переговоры со страной-изгоем будут восприниматься как уступки Злу, которое от этого только усилится. Влияние этого очень хорошо заметно в тех аргументах, которые используют сторонники силового решения в США. Аудиторию знакомят с фантастическими сценариями о том, как «получивший признание» Пхеньян немедленно потребует разрыва южнокорейско-американского оборонного соглашения, а затем – угрожая ядерным ударом по континентальной территории США – начнет «коммунизацию» Юга (в версиях наиболее ангажированных прогнозистов из числа радикал-протестантских кругов речь заходит и о вторжении в Японию).

А значит, политик, который посмеет пойти на переговоры с Пхеньяном, получит целый букет внутриполитических и репутационных проблем. Их могли бы преодолеть президент класса Никсона и госсекретарь ранга Киссинджера, но чем больше государство пронизано популизмом и механизмами обратной связи, тем сложнее руководителю страны проводить в жизнь «непопулярные меры». Среди современных американских политиков нет человека, который может сказать: «Все последние десять лет мы двигались в неверном направлении, и теперь нам придется начинать с чистого листа».

Сложности, с которыми сталкивается сегодня правительство Трампа, только усугубляют этот тренд, сужая его пространство для маневра. Президент уже сделал слишком много заявлений в стиле «этому не бывать» и «мы им покажем». Переступить через них может быть чревато серьезной потерей лица.

Третья группа связана с недостаточным экспертным сопровождением политики Трампа. Чехарда назначенцев, невысокое качество экспертов и советников, высокий уровень волюнтаризма при принятии решений могут привести к тому, что картина, которую будут рисовать Трампу относительно внутриполитической обстановки в КНДР, ее военного потенциала и, как следствие, – хода возможной кампании, будет существенно отличаться от реальной, отражая wishful thinking.

«Дополнительные когнитивные искажения при анализе ситуации» стоит отметить особо, выделив минимум два аспекта. Первый – это долговременные последствия демонизации, которые сформировали определенный дискурс освещения проблемы, в рамках которого ее нельзя решить.

Даже российским экспертам общего профиля, которые теоретически обладают большим уровнем знаний о КНДР, чем западные, бывает сложно выйти за рамки господствующего дискурса, и в их заявлениях встречаются не имеющие никакого отношения к реальному положению дел выражения типа «ядерный шантаж», «непредсказуемый режим» или «порочный круг северокорейских провокаций». При этом лица, рассуждающие о том, что КНДР вероломно нарушила Рамочное соглашение, не имеют понятия о его содержании [167]или могут упоминать как общеизвестный факт то, что «в КНДР каждый год от голода умирает миллион человек».

В результате что США, что КНДР разрабатывают стратегию взаимодействия со своим оппонентом, отталкиваясь не от реальной Америки или Северной Кореи, а от того изрядно карикатурного образа, который сложился в головах их пропагандистов и распространился на аналитиков. Естественно, это не способствует конструктивному решению вопроса.

При этом к вероятности войны по рациональным соображениям добавляется и иррациональный фактор, когда конфликт может разразиться несмотря на то, что «наверху» этого никто не хотел. При этом речь идет даже не столько о провокации организованной на нижнем или среднем уровне, сколько о ситуации, которую автор как-то окрестил «войной из-за кролика».

При желании можно вполне представить себе несколько сценариев, которые связаны как с вероятностью северокорейского «головокружения от успехов», так и с «неверно интерпретированным сигналом» или ситуацией, когда действия КНДР просто вписываются в casus belli.

Заметим, что время работает не на Вашингтон, и чем выше прогресс северокорейской ядерной программы, тем выше вероятные издержки войны. К тому же, после американского вторжения в Ирак общественное мнение с большим вниманием будет следить за аргументацией обоснования необходимости военных действий. Под данным углом гораздо выгоднее смотрится не превентивный удар и последующие объяснения в стиле «мы получили информацию о том, что враг собирается атаковать, и у нас не было выхода, кроме как ударить первыми», а ситуация, когда Пхеньян действительно учудил нечто такое, после чего его можно назвать агрессором, не сильно «натягивая сову на глобус». Именно поэтому автор с некоторым напряжением относится к северокорейским заявлениям о сбивании американских самолетов и кораблей вне территориальных вод КНДР или рассуждениям о вероятности проведения в атмосфере или под водой испытания водородной бомбы. Хочется надеяться, что, хотя руководителя КНДР будут пытаться «взять на слабо», он проявит мудрость и воздержится от подобных излишне рискованных действий.