Константин Асмолов - Не только ракеты: путешествие историка в Северную Корею

4. При этом особенно с точки зрения недругов КНДР, нет никакой гарантии того, что после признания ядерного статуса КНДР, «северокорейская угроза миру» не будет увеличиваться. И хотя с точки зрения автора это, скорее, пустые страшилки, в США многие уверены в том, что в этом случае КНДР будет и далее «шантажировать» мировое сообщество или начнет продажу ядерных технологий международному терроризму. А то и вовсе решит коммунизировать Юг.

5. Кроме того, признание ядерного статуса означает и признание существования КНДР, с которой у Америки до сих пор нет дипломатических отношений.

Если же мы всерьез говорим о конфронтации с Севером, то:

1. Слишком велик риск того, что вместо блицкрига «в иракском стиле» случится затяжная война, которая тянет за собой целый букет последствий. Во-первых, это риск потерь при том, что современное американское общество весьма к ним чувствительно. Во-вторых, это высокая вероятность серьезного ущерба, который может быть нанесен Южной Корее даже за счет обстрела из конвенционного оружия или возможных диверсий спецназа КНДР. И это при том, что «превентивный обезоруживающий удар» может и не достичь цели. Хочется напомнить, что, когда в 1993–1994 гг. администрация Клинтона прорабатывала военную операцию против КНДР по аналогии с операцией в Ираке, данные о возможных потерях существенно охладили «ястребов» и подтолкнули их к переговорам, итогом которых было Рамочное соглашение, завершившее первый виток ядерного кризиса.

2. Затем, существует риск того, что региональный конфликт перерастет во что-то большее. Программа-минимум – КНДР таки удается нанести ответный (и потенциально ядерный) удар по континентальной территории США. Да, его вероятность считается небольшой, но если таковое случится, Америка может считать эту войну проигранной даже если после такого вся территория КНДР превратится в марсианский пейзаж. Программа-максимум – вовлечение в конфликт КНР и РФ с перерастанием войны в третью мировую; Москва и Пекин вряд ли поддержат инициирование конфликта Севером, но что будет, если войну начнут США?

3. Даже победа США и их союзников в таком конфликте не принесет немедленное благорастворение и демократию – процесс послевоенной «стабилизации ситуации» будет долгим, дорогим и трудным. Восстановление разрушенного войной, проблемы беженцев, еще большие проблем с обеспечением лояльности населения Севера – всё это описано в целом ряде материалов автора [165].

4. Сюда же – потенциальное восстановление последствий северокорейских ударов по Японии и РК, которое ставит вопрос: «Готово ли будет американское руководство к такому количеству ущерба у своих союзников?» Атаки атомных электростанций двух стран могут стать причиной экологической катастрофы, превосходящей Чернобыль или Фукусиму.

5. Наконец, если приготовления к конфликту будут видны, и станет понятно, что он неизбежен, руководство КНДР может решить «погибать, так с музыкой» и пойти ва-банк.

С точки зрения автора, у воинственного подхода чуть больше аргументов, чем у диалога, и причин тут тоже несколько:

• Личностный фактор, связанный с определенной зависимостью политиков от общественного мнения. С точки зрения психологических и репутационных последствий, это решение «менять стратегию и договариваться» еще более сложное, чем решение, принятое Кеннеди для разрешения Карибского кризиса. При этом политик, эпично побеждающий патентованное Зло, будет иметь больший рейтинг, чем тот, кто посмеет с ним договариваться.

• Проблема дезинформированности, связанная с зависимостью от ангажированной информации южнокорейского происхождения. Возможности компетентно собирать данные о положении дел в КНДР Америка не имеет. В лучшем случае, речь идет о данных технической разведки, но и они нуждаются в интерпретации. И мне кажется, что разговоры о «превентивном обезоруживающем ударе» во многом строятся на скормленных им южнокорейцами представлениях о том, что под влиянием санкций в КНДР тяжелый политический и экономический кризис, так что публичное военное унижение режима немедленно спровоцирует массовое выступление против него. В такой ситуации можно поверить в то, что «превентивный удар» обойдется малой кровью, но спровоцирует развал режима по аналогии с влиянием проигранной войны с Японией на события в России 1905 г.

• Определенная иллюзия защищенности, связанная с разработками ПРО. Не военные, но политики могут полагать, что население США всё-таки будет наблюдать конфликт по телевизору. Откровенные критики США добавляют к этим мотивациям цинизм и желание ослабить РК и Японию так, чтобы они понесли основную тяжесть от конфликта и впоследствии были бы более зависимы, но для автора это слишком конспирологично.

И не стоит думать, что дело в характере Трампа, всё несколько сложнее. Новый президент США хотел и, похоже, искренне хочет осуществить важную для него программу внутриполитических реформ, потому что Make America Great Again. Поэтому он должен наладить консенсус с общественным мнением, со СМИ, с интеллектуалами, иначе все его попытки что-то сделать будут саботированы, а пресса будет постоянно к нему цепляться по малейшему поводу. Чтобы наладить такой диалог, он должен соответствовать образу крутого президента. Это понятное дело требует определенного поведения и сильно ограничивает ему пространство для маневра.

Я приведу два похожих примера. Когда Гарри Трумэн принял решение о вступлении Америки в Корейскую войну, он это сделал по политическим соображениям. На определенном этапе американская администрация не стала поддерживать Чан Кайши в борьбе с коммунистами и «потеряла Китай». После этого сформировалось китайское лобби из республиканцев, включая пресловутого сенатора Маккарти, которые начали заявлять, что Америка недостаточно поддерживает союзников, потому что «у нас в Госдепе сидят хорошо замаскированные агенты Кремля». И когда началась Корейская война, Гарри Трумэн и его администрация должны были показать, что они не «розовые». Или ситуация с введением войск во Вьетнам: инцидент в Тонкинском заливе можно трактовать по-разному, одни говорят, что это провокация, другие – реальное нападение, третьи говорят, что помехи на радаре были приняты за атакующие вьетнамские катера. Так или иначе, случился скандал, и Линдон Джонсон принимает решение вводить войска с формулировкой: «Если мы этого не сделаем, все поймут, что мы слабаки».

Таким образом, у Трампа сильно сужено пространство для маневра. На это накладываются еще два неприятных фактора. Во-первых, на момент написания этого текста администрация Трампа сформирована примерно на 30 % [166]. Нормального штата советников, которые могли бы просчитать риски, фактически нет, и вероятность волюнтаристских решений или инстинктивного реагирования повышается.