Книга, обманувшая мир

Термин «великая чистка», употреблявшийся В. 3. Роговиным, соответствует понятию Большого террора 1937–1938 гг. — Прим. ред.

Л. Д. Ландау провел в тюрьме около года и был освобожден благодаря личному обращению к И. В. Сталину академика П. Л. Капицы, который взял Ландау «на поруки». — Прим. ред.

Следует подчеркнуть, что участники левой оппозиции избегали самонаименования «троцкисты» — они называли себя «большевиками-ленинцами». В. Шаламов подчеркивал: «Если бы я был троцкистом, я был бы давно уничтожен, но и временное прикосновение дало мне несмываемое клеймо». В 1930-е гг. В. Шапимов отошел от всякой оппозиционной деятельности и был осужден в 1937 г. незаконно, что подтвердила его реабилитация в 1956 г. — Прим. ред.

Архипелаг 2006. Т. 2. С. 255–259. Этот вульгарный штамп Солженицына наглядно показывает его полную неосведомленность в истории левой оппозиции: писатель, очевидно, никогда не знал даже того общеизвестного факта, что Л. Д. Троцкий и его сторонники выступали противниками сталинской насильственной коллективизации. — Прим. ред.

Название «Архипелаг ГУЛАГ» в ту пору не могло появиться по той причине, что автор тогда еще ״не был знаком с академиком Д. С. Лихачевым, который при встрече с писателем рассказал о соловецком начальнике, который употреблял слово «архипелаг» по отношению к лагерям. Солженицын отнюдь не изобрел это слово, а лишь ухватился за него, сделав своим «брендом». См. с. 440 наст, издания. — Прим. ред.

Первоначальный замысел «Красного колеса». — Прим. ред.

Рождество-на-Истре— деревня в Наро-Фоминском районе Московской области, где А. И. Солженицын в 1965 г. приобрел дачный дом, оформив его на Н. А. Решетовскую. Между собой супруги называли это место «Борзовкой» по фамилии ее бывшего хозяина. — Прим. ред.

Версия об этом высказана В. Есиповым в его статье «На какой почве это выросло, или Прохиндиада А. Солженицына» в данном сборнике, с. 413.

Выступая на этом заседании, Ю. В. Андропов сообщил, что «жить за рубежом» А. И. Солженицын «может безбедно», так как «у него в европейских банках на счетах находится 8 млн. рублей» (Кремлевский самосуд. С. 354). В 1973 г. официальный курс доллара в СССР составлял 73 коп., следовательно, 8 млн. руб. были эквиваленты примерно 11 млн. дол. — Прим. А. В. Островского.

Выступая в кельнском Институте славистики, писатель В. П. Некрасов выразил сожаление, что эта книга не попала в руки редактора «Нового мира» Анны Самойловны Берзер, которая умела «отжимать воду» и без ущерба для содержания «Архипелага» сократила бы его объем по меньшей мере вдвое (Шафаревич И. Слово о Солженицыне // Наш современник. 1990. № 1. С. 6). — Прим. А. В. Островского.

Как нам представляется, это «перекраивание» произошло под влиянием политической и литературной конъюнктуры, острым чувством которой — наряду с крайней амбициозностью — обладал Солженицын. Следует учитывать, что в этот период на Запад стали проникать «Колымские рассказы» В. Шаламова, кроме того, Солженицыну было известно, что над темой сталинских репрессий в неофициальном поле, имеющем выход на Запад, работает Р. Медведев. Для Солженицына, как тонко замечала И. П. Сиротинстя, «на Западе важно было оказаться первым и как бы единственным» (Шаламовский сборник. Вып. 2. Вологда. 1997. С. 76). Очевидно, те же причины во многом способствовали и политической радикализации замысла «Архипелага». — Прим. ред.

В связи с этим можно сослаться на пример нобелевского лауреата 2000 г., китайского писателя-эмигранта Гао Синцзяня. В своей Нобелевской лекции он заявил: «Если литература хочет сохранить право на существование и избежать превращения в политический^шструмент, она должна вновь стать голосом отдельного человека» (Звезда. 2001. № 10. С. 95). Трудно не увидеть здесь не только «китайской специфики», но и сознательного отказа от пути, избранного А. Солженицыным.

Точная статистика жертв репрессий и их пропорций к общему населению дана в статьях В. Н. Земскова в данном сборнике. — Прим. ред.

В связи с этим стоит вспомнить, что писал об экстремальном образе жизни революционера-террориста бывший участник «Народной воли», ставший монархистом, Л. А. Тихомиров: «…Это жизнь затравленного волка. Всех поголовно (исключая 5-10 единомышленников) нужно обманывать с утра до ночи…» (Тихомиров Л. Почему я перестал быть революционером. 1895. С. 46). Нечто похожее наблюдалось и в поведении Солженицына, но внутреннего отторжения у него такой образ жизни не вызывал, поскольку оправдывался высшими целями, внушенной себе мессианской сверхидеей (архетипически, стоит заметить, очень сходной со сверхидеей известного самозванца Григория Отрепьева). Многие высказывания писателя дают основание утверждать, что свою литературную миссию в целом Солженицын понимал как взрывную (подрывную) по отношению к СССР. Тема об использовании в его произведениях соответствующей лексики и образов (начиная с «Кидай! Рушь!» — об атомной бомбе на «Отца Усатого» — Сталина и на страну из уст дворника Спиридона (роман «В круге первом») и «взрывных капсул», «взрывных шнуров» — тайных посланий на Запад, как они именуются в «Теленке», до команды, адресованной туда же осенью 1973 г.: «Все взрывать, все, скорей!» (т. е. печатать «Архипелаг ГУЛАГ»)) заслуживает специального исследования.

Мало кто знает, что в 1974 г. во Франции, Англии и ФРГ вышла книга «Solzhenitsyn. A Pictorial Record». Это был альбом фотографий Солженицына с младенчества до 1973 г. (около 100 снимков). Причем автором альбома и комментариев к нему являлся сам герой. Обложка этого издания приведена в иллюстрациях к нашему сборнику. Сам факт появления альбома свидетельствует не только об откровенной «деловитости» Солженицына — его установке на саморекламу на Западе, — но и да£т еще больше оснований для диагностики у писателя нарциссизма как психического качества самолюбования.

Это странное обстоятельство указывает на то, что архив в данной части был кем-то выкраден. В редакционных материалах «Нового мира», передававшихся, согласно строгим правилам, в РЕАЛИ, есть лишь машинопись и верстка рассказа «Матренин двор» (причем прямо в верстке рукой Твардовского изменено название рассказа: прежнее было «Не стоит село…» — очевидно, «без праведника» было сокращено еще в отделе прозы журнала).

Хотя сам Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» отмежевывался от блатного мира и его «романтики», тем не менее нельзя не заметить и определенной авторской симпатии к этой среде. Особенно это ощутимо в главе «Зэки как нация» из «Архипелага», где писатель, уже без малейшей тени осуждения, повествует о том же блатном «народе» и его шкале ценностей («жизненном напоре», «изворотливости», «гибкости поведения», «скрытности», «большой энергичности речи зэков», выражая при этом сыгранную — даже при «юмористическом», как он признается, характере этой главы — радость по поводу того, что слова из блатного жаргона входят в повседневную жизнь молодежи, студентов и «в будущем… может быть, даже составят его (русского языка) украшение» (Архипелаг 2006. Т. 2. С. 417–430).