Лев Кокин - Пути в незнаемое

Яков Ильич начал рассказывать о том, какие исключительно важные опыты можно было бы поставить, если бы в распоряжении ученых были потоки элементарных частиц — например, протонов и электронов — с очень большой энергией, такой же, как энергия частиц, приходящих из космоса. Он считал изучение космических лучей (в то время единственного источника сверхбыстрых частиц) неотложной задачей физиков, полагая, что именно в этой, тогда еще совсем не исследованной области могли обнаружиться принципиально новые факты, способные привести к очередному изменению наших представлений о материи.

Я спросил, какие явления он имеет в виду.

— В первую очередь взаимные превращения элементарных частиц. Такие процессы в корне противоречат принципу их неизменности. Поэтому эксперименты в этой области могут дать чрезвычайно много для развития основных теорий, связанных с представлениями о материи и поле…

Яков Ильич, словно рассуждая с самим собой, заговорил о физике будущего. Я слушал его, не задавая никаких вопросов, хотя многое в его словах было для меня неясным и расплывчатым. Тогда я затруднился бы пересказать то, о чем говорил Френкель. Но через много лет, когда я читал работы по физике элементарных частиц, в памяти нередко возникала, словно освобождаясь из тумана, импровизированная лекция Якова Ильича, услышанная мной во время прогулки по невской набережной.

Года четыре тому назад я прочел в журнале «Огонек» описание одной заморской страны, которую посетил какой-то наш журналист. И, несмотря на обилие подробностей, цифр и дат, я так и не смог представить себе — а что же она такое, эта страна? И может быть, все написанное — обман и журналист вовсе и не видал ее?

Я вспомнил тогда о жителях Флоренции, которые, встречая на улицах Данте Алигьери, шептали с почтением и страхом: «Вот человек, который побывал в аду». Ибо как можно было, рассуждали они, описать ад так, как это сделал Данте, не повидав его собственными глазами? И я подумал, что простодушные флорентинцы были не так уж неправы: ведь Данте действительно видел ад — в конечном счете неважно, каким образом ему это удалось, — и сумел потрясающе рассказать о нем. Он умер в 1321 году, но время совершенно не коснулось его стихов: из мерных строчек старинных терцин с предельной отчетливостью, словно в стереоскопической проекции, выступают страшные круги ада, наполненные сонмищами грешных душ.

Данте обладал колоссальной силой воображения, которая только и делает человека подлинным творцом. Из огромной суммы разнообразных представлений, мыслей, чувствований и образов он создал совершенно новый мир, разработав его до мельчайших деталей.

Стремление к построению, в той или иной форме, своего собственного мира чрезвычайно характерно для людей с романтическим складом натуры, которым вообще свойственны широта мышления и склонность к фантазированию. Каждый из них действует, разумеется, по-своему, конструируя этот мир из доступных ему образов и понятий, но тенденция во всех случаях остается одинаковой. Основой такого построения всегда служит последовательная логическая схема, связывающая отдельные элементы мира, независимо от того, рождается ли он в фантастических видениях Данте и Гофмана или возникает в строгой ясности математических символов под пером Эйнштейна и Бора.

К числу подобных людей, обладавших редчайшим даром конструктивного мышления, несомненно относился и Яков Ильич Френкель, один из крупнейших физиков-теоретиков старшего поколения.

Френкель был необычайно талантлив и разносторонен. Казалось, на свете не существовало вещей, которые не интересовали и не привлекали бы Якова Ильича и которые, при его прикосновении к ним, не начинали бы жить новой, неведомой ранее жизнью. Он обладал удивительной способностью проникать совершенно неожиданными путями в скрытую сущность вещей и явлений, обнаруживая их самые типичные и существенные черты. Эти особенности научного мышления Френкеля наиболее ярко проявились в его классических исследованиях сложных систем — например, при рассмотрении деления тяжелых ядер медленными нейтронами — и особенно в работах, посвященных строению твердых и жидких тел, изучением которых Яков Ильич занимался в течение многих лет своей жизни. Френкель применил к этим задачам статистический метод рассмотрения, увидев возможность упрощения задачи в самой ее сложности. «Чем сложнее рассматриваемая система, — писал он, — тем, по необходимости, упрощеннее должно быть ее теоретическое описание… Физик-теоретик в этом отношении подобен художнику-карикатуристу, который должен воспроизвести оригинал не во всех деталях, подобно фотографическому аппарату, но упростить и схематизировать его таким образом, чтобы выявить и подчеркнуть наиболее характерные черты. Фотографической точности можно и следует требовать лишь от описания простейших систем. Хорошая теория сложных систем должна представлять собой лишь хорошую „карикатуру“ на эти системы, утрирующую те свойства их, которые являются наиболее типическими, и умышленно игнорирующую все остальные — несущественные — свойства».

Широта интересов Якова Ильича была поразительна. Выдающийся ученый, он писал отличные стихи, был тонким художником и превосходным музыкантом. Я до сих пор помню его игру на скрипке — искрящийся блеск «Дьявольских трелей» Тартини и глубокую, обжигающую душу страстность «Цыганских напевов» Сарасате. Ему принадлежат фундаментальные работы по теории деления тяжелых ядер, объяснение природы земного магнетизма, исследования по теории металлов и строению твердых и жидких тел, работы по биофизике — например, теория процесса сокращения мышц и объяснение природы фотокинеза насекомых, изучение поглощения света в твердых телах и открытие в связи с этим «экситонов» — подвижных возбужденных состояний атомов кристаллической решетки — и целый ряд работ, относящихся к основным проблемам квантовой механики — полевой теории материи и свойствам элементарных частиц. Столь обширный диапазон деятельности Френкеля, помимо склада его характера, объясняется, по-видимому, и тем, что в ту пору — особенно в 20-е годы — теоретическая физика, по существу, только еще зарождалась у нас и ему пришлось стать основоположником многих ее направлений.

И в науке и в жизни Якову Ильичу была присуща особая, ярко выраженная индивидуальность, придававшая характерный стиль всей его деятельности. Обычно, высказав какую-нибудь оригинальную идею, он не подвергал ее дальнейшей разработке и проверке, оставляя это своим ученикам и последователям. И, мгновенно загораясь новым увлечением, он, торопясь и волнуясь, объяснял, почему жидкая капля ведет себя на данной поверхности так, а не иначе, почему автоматическое определение путевой скорости самолета выгодно производить по измерению Кориолисовой силы и почему крупные мухи любят сидеть на стене вниз головой.